Социальное недоверие как проблема постсоветского общества
Феномен социального недоверия в постсоветском обществе является одной из самых актуальных и вместе с тем малоизученных проблем социальной теории. Недоверие часто рассматривается как вторичное и негативное образование. Однако реалии перестройки и постсоветского общества свидетельствуют о том, что именно недоверие является мощным стимулятором социальных изменений, доминирующей характеристикой массового сознания в современной России и тем самым свидетельствует об определенном качестве жизни. С этой точки зрения необходимо, во-первых, определить функциональную необходимость существования данного феномена в обществе и культуре, во-вторых, выявить историческое своеобразие проявления недоверия в постсоветском обществе.
1. Определение недоверия
Недоверие как сложный социальный феномен имеет когнитивную, эмоциональную, поведенческую стороны. В когнитивном аспекте недоверие является знанием о ненадежности (непредсказуемости) партнера. Недоверие как знание может распространяться не только на отдельных индивидов, но и на социальные группы, организации, социальные институты, общество в целом. В эмоциональном аспекте недоверие может быть разновидностью веры в несовершенство человека, в доминирование отрицательных качеств (скрытности, подлости, злобности и пр.) в поведении человека и сопровождаться такими чувствами как недовольство, пессимизм. Недоверие может быть как сознательной, так и бессознательной установкой на подозрительность в отношении других индивидов и собственную закрытость. Конечные цели индивидуальной или групповой установки на недоверие, то есть на желаемые или вынужденные идеальные состояния, зависят от конкретно-исторических условий и культурных традиций: это может быть и борьба как соответствующее природе человека состояние («война всех против всех», «счастье в борьбе» и т.д.), и одиночество в различных вариантах («в толпе» – Д. Рисмен, «в лесу» – Г.Д. Торо и т.д.). При этом недоверие неразрывно связано с доверием: любое недоверие означает – в определенном аспекте – доверие к кому-либо или чему-либо, а доверие всегда имеет своим следствием недоверие.
В поведенческом аспекте деятельность, основанная на недоверии, отличается осторожностью, желанием избегать риска, действовать строго по инструкциям.
В различных сферах жизни общества недоверие может выступать в соответствующих формах – как политическое, экономическое, культурное, идеологическое и пр. недоверие. Проблема теоретического анализа заключается в том, чтобы выявить основные источники возникновения и функционирования недоверия, а также определить, какие из них являются определяющими на данном историческом этапе.
2.Парадигмы анализа доверия и недоверия
2.1. Экономическая парадигма – это парадигма полезности и рационального выбора. В данном аспекте отношение доверия оценивается как эффективное, так как позволяет достичь максимального эффекта в какой либо деятельности при минимальных затратах. С точки зрения «менеджмента доверия» недоверие всегда связано с существенно большими затратами, нежели доверие. Это утверждение справедливо, на наш взгляд, при учете более широкого социально-исторического контекста – например, стабильного функционирования экономики и устойчивого политического режима. Однако в условиях кризисного развития общества, когда любое доверие будет связано с неконтролируемым нарастанием разнообразных рисков, недоверие может стать способом минимизации таких рисков и в этом своем качестве оказаться эффективной экономической стратегией.
2.2.Психологическая парадигма – в рамках этой позиции исследуются предпосылки возникновения доверия («базовое доверие» Э. Эриксона[1]), соотношение доверия к себе, к другим индивидам, к миру. В рамках такого похода доверие описывается как позитивное отношение, которое позволяет индивиду чувствовать себя уверенно и комфортно. Однако как тогда быть с недоверием? Существует ли потребность в недоверии? Но почему тогда потребность в безопасности не может стать источником недоверия? Если существует враждебная индивиду окружающая среда (в виде природы или других людей), то тогда условием выживания и адаптации может стать и недоверие.
2.3. Социологическая парадигма. В рамках этого подхода Н. Луман рассматривает доверие как механизм, который обеспечивает редукцию социальной комплексности и формы его существования[2]. Э. Гидденс говорит о феномене доверии в эпоху модерна, определяя доверие как редукцию опасностей, присущих определенным видам деятельности, и уточняет, что доверие связано не просто с функционированием социальных систем, а с их правильным функционированием[3]. Как правило, в социологической парадигме исследуется соотношение личностного доверия, то есть доверия к другим индивидам, и системного доверия, то есть доверия к абстрактным системам и социальным институтам.
Однако и в рамках этой парадигмы дискриминируемый – в соответствии с идеологией позитивной политкорректности – феномен недоверия очевиден и занимает достаточно большое место: его проявлениями можно считать различные системы социального контроля, культурные запреты, табу, санкции и т.д. В рамках социологической парадигмы возможно возникновение многих других рамок анализа, например, политологической. Если обращаться, например, к марксистской политологической традиции, то в ней подчеркивается роль классовой борьбы, являющейся постоянным источником социального и политического недоверия. Тогда, например, эгоизм правящих слоев, экономическая и политическая несправедливость становится поводом и стимулятором развития у других социальных слоев различных отрицательных чувств, приводящих, в частности, к постоянному групповому и индивидуальному состоянию недоверия.
2.4. Философская парадигма. В рамках различных философских течений феномен недоверия может рассматриваться как атрибут и следствие более глубинных исторических процессов, например, «кризиса нашей современности» (О. фон Больнов), отчуждения (К. Маркс, Ф. Энгельс) и т.д. В этом аспекте марксистская политическая философия и психоанализ З. Фрейда выступают как онтологически аргументированная философия и социология подозрения. Тем самым подозрение легитимируется и в виде социальной критики становится полноценной процедурой при анализе деятельности индивидов, групп и обществ[4]. Отметим еще одно обстоятельство. Отсутствие доверия, то есть надежности, взаимности, предсказуемости, надежды приводит к нарастанию чувств одиночества, тревоги, заброшенности и т.д., и тем самым является одной из предпосылок возникновения философии экзистенциализма. И если в постсоветском обществе столь сильны настроения недоверия ко всему и ко всем, то почему не допустить вероятность возникновения в недалеком будущем новой русской версии экзистенциализма?
Из сравнения четырех парадигм видно, что в экономической и психологической парадигмах недоверие оценивается скорее отрицательно, чем положительно. Лишь в социологической и философской парадигме появляется возможность рассмотреть недоверие если не в позитивном, то хотя бы в нейтральном (например, функциональном) плане.
3. Источники недоверия
3.1. Социальные источники недоверия
3.1.1. Первый социальный источник недоверия – это, прежде всего, механизм образования социальных групп, предполагающий различные способы групповой самоидентификации и отграничения от других групп в результате которого появляется межгрупповое недоверие. Члены остальных социальных групп оказываются за пределами исторических задач данной группы и потому не могут рассчитывать на доверие. Действующее групповое сознание предполагает определенную степень доверия к членам своей группы и недоверие к членам другой группы. В результате возникают различные формы недоверия – от культурного изоляционизма до враждебности. В этом аспекте можно, далее, предположить, что недоверие является культурной универсалией, присущей в той или иной степени всем обществам и культурам.
3.1.2.Вторым социальным источником становится сам процесс социализации индивидов в рамках определенных социальных групп и культур. В ходе первичной и вторичной социализации происходит добровольное принятие определенных образцов отношения к себе, другим людям, социальным группам, обществу в целом и к природе. Но любой стандарт означает исключение всего того, что не соответствует принятым параметрам и в этом смысле он оказывается принудительно-репрессивным: исключение означает недоверие к тому, что находится за пределами стандарта. С другой стороны, кроме стандартов доверия, прививаются стандарты недоверия: кому и чему нельзя доверять в определенных ситуациях. Как продукты социализации, стандарты доверия и недоверия зачастую оказываются бессознательными («слепое» доверие или недоверие) или мало осмысленными.
3.2. Гносеологические источники недоверия
3.2.1.Это, прежде всего, скептицизм. Отказ принимать что-либо на веру, то есть на основе догматов, без доказательств, свидетельствует о близости скептицизма как традиционного направления европейской философской и общественной мысли к научным формам мышления. Сама наука является организованным скептицизмом, так как культивирует сомнение в отношении явлений окружающего мира, требует не доверять своим органам чувств и высказываниям других людей, а проверять их с помощью экспериментов и систематических наблюдений. В сочетании с определенными историческими и техническими факторами скептицизм становится в современных обществах предпосылкой креативности и инновационных технологий.
3.2.2. Второй гносеологический источник – это идеология. Осознание и обоснование социально-группового недоверия приводит к возникновению идеологии. Осознание и формализация групповых интересов в виде идеологии приводит к возникновению сознательного недоверия и формированию на этой основе социальной идентичности. Особенно заметно это проявлялось в советском обществе. Л. Гудков, говоря о советской конструкции человека, отмечает: «Индивид в качестве социальной фигуры, действующего, постоянно вынужден, как краб, быть в панцире базового недоверия к реальности... В социальном плане это может проявляться в форме недоверия к другим или характерной нелюбви к себе, в ощущении неполноценности и вины, постоянной раздвоенности и догматичной категоричности, в отсутствии гедонизма и наслаждения жизнью»[5]. Такое недоверие формализуется в виде правил поведения («Если враг не сдается, то его уничтожают»–М. Горький), клятв, лозунгов, правил поведения и т.д. 4.Функции недоверия.
4.1. Историческая. Недоверие выполняет функцию связи времен. Существующий негативный опыт, то есть опыт, связанный с прошлым, диктует определенные формы поведения в настоящем. Поэтому недоверие связывает, прежде всего, прошлое и настоящее. Доверие же предполагает непрерывность определенных социальных связей и тем самым соединяет прошлое, настоящее и будущее.
4.2.Познавательная. Всякое недоверие сводит реальное или возможное многообразие мотивов поведения к нескольким реальным или воображаемым. Таким образом, в ситуации взаимодействия установка на недоверие приводит к определенному упрощению в процессе познания мотивов другой стороны.
4.3.Контрольная. Если взаимодействующие индивиды не могут полагаться друг на друга, то им необходимо все время отслеживать ситуацию и быть готовым к оперативному вмешательству. Это требует как напряжения сил, так и все более усложняющихся систем надзора и проверки.
4.4.Интегративная. Один из традиционных способов социальной и особенно политической интеграции – это объединение индивидов на основе недоверия к каким-либо группам или социальным институтам. Мифическая или реальная опасность, исходящая от «Чужого», «Другого», сплачивает и объединяет социальные группы.
5. Формы недоверия в постсоветском обществе
Отметим несколько общих тенденций формирования недоверия в постсоветском обществе.
Прежде всего, ситуация соотношения личностного доверия и недоверия (к себе, своим родственникам, друзьям) и доверия к разного рода системам и социальным институтам кардинально изменилась в постсоветском обществе по сравнению с советским. Если следовать логике Э. Гидденса, то в предмодерновых обществах существуют четыре контекста порождения доверия: 1) родственные отношения, 2) локальные сообщества, 3) религиозные космологии, 4) традиции[6]. Переход к современному обществу (модерну) означает возникновение доверия к абстрактным системам, то есть символическим знакам и экспертным системам и в этом смысле вышеуказанные контексты постепенно теряют свою связывающую силу. Эта тенденция была заметна уже в советском обществе, характерной чертой которого было культивирование доверия к обществу, то есть трудовому коллективу, коммунистической партии, профсоюзу, школе и т.д. Соответственно, доверие к себе, к родственникам и друзьям/знакомым оказывалось производной от доверия к какой-либо социальной (под)системе. Доверять следовало больше другим, чем себе, то есть доверие к обществу сопровождалось недоверием к себе. «Большая семья» в различных вариантах была важнее, чем своя собственная, малая. Кроме того, эти круги доверия всегда находились в так называемом «враждебном окружении», в роли которого выступали внешние и внутренние классовые враги. В результате доверие всегда находилось под угрозой, и его надо было постоянно завоевывать и доказывать.
Постсоветское общество характеризуется постепенным растрачиванием символического капитала доверия к различным социальным институтам. Если в советском обществе в большей или меньшей степени, но присутствовало политическое и идеологическое доверие по вертикали, то после перестройки оно значительно ослабло. В постсоветском обществе, по крайней мере, в начале 1990-х гг., многие деловые инициативы опирались на помощь родственников и, в этом смысле, экономическая и социальная роль семьи возросла. Сложившаяся ситуация требует специального анализа, так как здесь возникают, по крайней мере, два варианта интерпретации: а) усиление семейно-родственных связей означает откат к традициям домодернового общества, б) подобный тип связей характерен для некоторых развитых стран, например, Италии, Франции, Китая и потому свидетельствует об адаптации россиян – индивидов и социальных групп (в данном случае семей), – к изменившимся экономическим условиям.
Традиционно сохраняется недоверие и в политической сфере. Это проявляется, прежде всего, в культуре управленческого недоверия, которая проявляется в централизации, усилении формы разнообразного контроля, авторитарном стиле управления, ориентации на сохранении порядка, а не на инновации и т.д.
Обострилась проблема недоверия и в экономической сфере. Финансовые аферы, пирамиды, уход от уплаты налогов, перевод денежных средств в зарубежные банки, коррупция – это лишь некоторые примеры проявления экономического недоверия. Здесь возникает множество вопросов, требующих специального теоретического анализа. Во-первых, неясно, является ли недоверие в экономике следствием образцов поведения, сформировавшихся в других сферах жизни или же оно вырабатывается в этой сфере автономно? Учитывая значительную зависимость бизнеса от государства, переход значительной части советской номенклатуры в бизнес и, как следствие, характеристику существующего строя как «номенклатурного капитализма», можно предположить, что, как и в советское время, образцы поведения из политической сфере переносятся в сферу экономическую.
Во-вторых, непонятно, какие факторы могут сыграть стабилизирующую роль. Сравнение постсоветской экономики с историей западных экономик показывает наличие в этом аспекте существенных различий. Вера в бога, которая являлась на Западе существенной предпосылкой не только социального, но и экономического доверия, пока не имеет сколько-нибудь серьезного значения в экономических отношениях. Не играет большой роли и исторический фактор.
Если же пытаться выявить общую мировоззренческую тенденцию, то в целом складывается картина тотального недоверия, создающая у многих россиян ощущение исторического тупика или катастрофы. Недоверие существует, во-первых, по отношению к советскому обществу, во-вторых, по отношению к постсоветскому обществу, о чем выше шла речь. В-третьих, после краткого романтического периода «дружбы» начала 1990-х гг. наступило разочарование в «Западе», то есть в развитых странах Западной Европы и Северной Америки. В-четвертых, произошло разочарование в коллективной утопической мечте о справедливом и разумном обществе. Говорить об утопии стало неприличным, хотя утопические идеалы и мечты в иной форме, но по-прежнему определяют жизнь большинства людей. Таким образом, все четыре типа обществ не представляют собой для многих социальных групп и отдельных индивидов убедительного социального идеала и тем самым проблема поиска национальной идеи (проекта, собственного пути развития) остается актуальной.
Подведем некоторые итоги.
Феномен недоверия является, на наш взгляд, самостоятельной детерминантой поведения индивидов и – в большей или меньшей степени – атрибутом любой культуры. В этом смысле он не является производным от доверия, а находится с ним в диалектической взаимосвязи. Любая культура и любое общество характеризуется определенной мерой соотношения недоверия и доверия. Недоверие выступает на первый план в периоды революционных изменений и глубоких социальных кризисов. В такие периоды оно получает культурную легитимацию, становясь экономически и политически эффективным. Если же существует определенная потребность в недоверии со стороны достаточно больших групп людей в различных сферах общественной жизни, а затем возникают образцы и правила поведения в соответствии с этой потребностью, то можно говорить о возникновении социального института недоверия.
В постсоветском обществе наблюдается в целом отрицательный баланс между доверием и недоверием: отсутствие доверия к экономической и политической системе заменяется доверием к отдельным личностям. Но для возникновения доверия между партнерами (партиями, фирмами и т.д.) нужно нечто третье, то есть то общее, чему доверяют обе стороны. В этом аспекте проблема как доверия, так и недоверия – это проблема выбора посредников в процессе социального взаимодействия. Поэтому стратегия выхода из ситуации социального недоверия и улучшения качества жизни – это поиски таких посредников, которыми могут быть отдельные харизматические личности, политические и культурные символы, идеальные (утопические) модели индивидуального и группового взаимодействия, национальные идеи, геополитические стратегии и т.д.
[1] Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М., 1996.С 106–116.
[2] Luhmann N. Vertrauen. Stuttgart. 2000. S. 27–38;
[3] Giddens A. Konsequenzen der Moderne. Fr.a.M., 1995. S. 49–50.
[4] О социальной критике см: Уолцер М. Компания критиков. Социальная критика и политические пристрастия ХХ века. М, 1999.
[5] Гудков Л. Негативная идентичность. М., 2004. С.288.