3.4.2. Блох contra Фрейд  

   Блох выступает против данной позиции Фрейда. Его постулат: "Воздушный замок — не преддверие ночного лабиринта"[v]. Если в психоанализе дневная греза лишь ступень, первая фаза ночных грез-сновидений и имеет какое-то значение лишь в связи с последними, то в философской концепции Блоха она приобретает иной, значительно более серьезный и самостоятельный вес. Вся публицистическая и научная деятельность Блоха была направлена на изучение феномена, мало попадавшего в поле зрения предшествующей философии, — так называемых "малых дневных мечтаний" (kleine Tagtraeume). Вся жизнь человека, по Блоху, от юности до старости пронизана дневными мечтами. Мечтает ребенок, спрятавшись в уединенное место, рисуя сказочные города и замки; мечтают молодые люди о будущей карьере, семейной жизни, приключениях, красоте, вершинах, которые предстоит покорить. В зрелом возрасте другие мечты: бюргер мечтает о своем магазинчике, должности в магистрате, пролетарий — о счастливом для всех мире. В старости желания затухают, остается лишь очень немногое, прежде всего деньги. Цирк, кино, театр, ярмарки, сказки, бульварные романы, танцы - все это непосредственно связано с дневными мечтами, с мечтами о лучшей жизни и счастье.

     Каковы же основания для того, чтобы говорить о значительной роли дневных мечтаний в жизни каждого человека? Если снова обратиться к характеристике "Я есмь" — темноте проживаемого мгновения, то в ней мы выделили лишь одну грань — дистанцию между настоящим и прошлым, когда проживаемое становится переживанием. Однако, по мнению Блоха, в этой темноте есть и другой полюс, обращенный к будущему и даже соприкасающийся с ним. Если помнить о наличии побуждения (напора, тоски, стремления), то это побуждение именно к тому, чего у нас нет. «Завтра» — другое, лучшее, чем «Сегодня», – парит впереди. В этом смысле мы непрерывно перешагиваем из Теперь в Потом. Картина аффективного сознания выглядит как узкое актуальное сознание, имеющее две стороны. Одна сторона - это сфера забывания, "вечерние сумерки" сознания, другая — сфера предвосхищения будущего, это как бы "сумерки впереди", это состояние утреннего рассвета, когда предрассветная мгла не позволяет рассмотреть окружающие предметы и то, что впереди, но постепенно рассеивается[vi].  

   Блох избегает иных характеристик, способных затушевать непосредственность этой направленности в будущее. Так, он неоднократно повторяет: "...мы живем, потому что мы живем"[vii]. Единственное направление, которое он указывает, состоит в том, что "мы живем из самих себя наружу", и оно связано с побуждением в будущее.   Выражением этой направленности на будущее и является дневная мечта. Она обладает рядом особенностей, которые заметны при сравнении характеристик Фрейда и Блоха, данных грезе и мечте.

    Согласно Фрейду, греза-сновидение имеет ряд особенностей:

1) во сне взрослое Я ослаблено и не может осуществлять цензуру;

2) из бодрствующего состояния сохраняются только "остатки дня", то есть разрозненные представления, используемые ночной фантазией;

3) внешний мир со своими практическими целями, со своей реальностью блокирован, Я возвращается к своему детскому Я. 

      Дневная мечта Блоха обладает противоположными качествами.

 1) Она бодрствует и не является галлюцинацией[viii]. Она не   давит на нас и всецело находится в нашей власти. Я свободно взмывает   в неизвестность, прокладывает свой путь. Ясный дом мечты   воздвигается по собственным представлениям, в то время как спящий   никогда не знает, что ждет его за порогом бессознательного. В дневной   мечте прекращается цензура, она более свободна, чем сновидение;

2) в дневной мечте Я не столь ослаблено, как ночью, в сновидении. И   если Фрейд все время говорит о “детском Я”, то герой дневной   мечты — всегда взрослая личность, “взрослое Я”[ix]. Носитель дневной мечты постоянно наполнен осознанной волей к лучшей жизни. Когда Цезарь стоял в Гадесе перед колонной Александра Македонского, он воскликнул: "40   лет, и еще ничего не сделано для бессмертия". В этой дневной мечте о   бессмертии, отмечает Блох, Я, отреагировавшее подобным образом, было   не детским Я, а Я взрослого (будущего) Цезаря. Такое Я - это Я взрослой   силы. Таким образом, Я дневной мечты производит, согласно Блоху,   "утопизирующее усиление себя самого".

    Возможны различные варианты расшифровки этого тезиса: с одной стороны, тезис об утопизирующем усилении самого себя может означать ясное представление о себе, своих возможностях и своих действиях в воображаемых будущих ситуациях. Сам Блох, видимо, придерживался этой точки зрения. Похожие замечания встречаются в феноменологических трудах по социологии; например, у А. Шюца, ссылающегося на Гуссерля, можно встретить следующее высказывание: "Когда я фантазирую, я становлюсь старше»[x]. Во всяком случае, мы можем допустить расширение способности личностного переживания различных ситуаций. Правда, здесь возникает еще одна интересная проблема, требующая отдельного исследования: если из первого и второго пунктов следует, что цензура отсутствует и Я усиливает в мечтании самого себя, то как проявляется это усиление? Это усиление произвольного, свободного фантазирования, то есть нарушения всех границ, правил, ценностей, или же это фантазирование в определенных границах, с чувством ответственности? И тогда возможно обучение мечтанию, «мечтание по правилам»? Но будет ли тогда это действительным мечтанием?  

    Наконец, возникает проблема самопредставленности себя в дневном мечтании - насколько индивид представляет самого себя во время таких мыслительных действий? Ведь в дневных мечтах может отсутствовать внешняя выраженность образа мечтающего. Это обстоятельство зафиксировал, например, М.М. Бахтин:"...Я вхожу в этот мир как главное действующее лицо в нем, которое одерживает победу над сердцами, завоевывает необычайную славу и проч. Но при этом я совершенно не представляю себе своего внешнего образа, между тем как образы других действующих лиц моей мечты, даже самые второстепенные, представляются с поразительной иногда отчетливостью и полнотой..."[xi]. Это обстоятельство, как мне кажется, Блох преодолевает своим третьим пунктом характеристики дневных мечтаний;

 3) если спящий одинок в своих сновидениях и сосредоточен на себе, то Я мечтателя связано с другими Я. Герой дневной   мечты открыт миру. Дневная мечта шире ночной, ибо она связана с   мечтами об улучшении мира, более открыта, так как она может и должна быть сообщена другому (другим);

4). дневная мечта, подобно грезе-сновидению, отталкивается от желания, но, в отличие от грезы, направлена на конечное, итоговое, совершенное состояние человека, общества, мира. Причем обязательно это место находится в будущем, даже если это образ из какой-либо сказки или мифа. Даже обычное начало сказки: «Это было однажды», - отсылающее к прошлому, согласно Блоху, включает в себя возможность некоего будущего «Однажды».

      Таковы общие особенности дневных мечтаний, в отличие от ночных грез, то есть сновидений.   При этом Блох констатирует, что сами дневные мечты неоднородны. Одни из них — это ослабляющее бегство от действительности, добыча для обманщиков. Другие хотя и не мирятся с плохим наличным существованием, но и не отрываются от него. Именно эти другие являются надеждой в зародыше и поддаются научению. Дневная мечта, по мысли Блоха, должна быть нацелена на правое дело.  Если бы Блох остановился только на описании области дневных мечтаний (что он и делал на протяжении многих десятилетий), этого одного хватило бы, чтобы войти в историю современной немецкой литературы и публицистики. Однако его привлекало изучение глубинных оснований столь банального и столь загадочного феномена индивидуальной и коллективной исторической жизни. Сопряжение надежды как определенного аффекта с сознательно-взрослым мечтанием открывало новые горизонты описания в новом социально-историческом контексте, но и только. Поиск же глубинного основания привел к открытию новой парадигмы в исследовании сознания.  

[i] Противоречивость, зафиксированная на уровне значений, прослеживается и в дискуссиях о функциональной роли "Nachttraum". Так, в 1983 г. английские ученые – биохимик Ф.Крик (F.Crick) и математик Г.Митчисон (G.Mitchison) – создали концепцию, смысл которой в немецком варианте звучит так:"Wir traeumen, um zu vergessen" (“Мы грезим, чтобы забыть”). Согласно этой концепции, мозг стирает следы воспоминаний, которые могут помешать "нормальному", бодрствующему мышлению, защищает сознание от галлюцинаций. Напротив, традиционная позиция З.Фрейда: "Wir traeumen, um uns zu erinnern" (“Мы грезим, чтобы вспомнить себя”). Очевидно различие в трактовке временной направленности грез в этих концепциях.    Добавим еще, что воображение не может не поражать асимметрия бессознательного и осознаваемого. Исследования, проводимые современными психологами, показали, что еженощно человек грезит 5–7 раз, что по времени составляет примерно 2–2,5 часа. Если допустить, что за одну ночь это происходит 6 раз, за неделю – 42 раза, за один год – 2184 раза, тогда за 70 лет жизни набирается почти 153 тысячи грез-сновидений. Однако, согласно некоторым данным, лишь один раз в год спящий вспоминает сон-грезу(см.: Handwoerterbuch Psychologie / Hrsg von R.Asanger und G.Wenniger. 4 Aufl. Weinheim,1992. S. 802-808; см. также: Jung C.-G. Vom Wesen der Traeume // Grundwerk C.-G.Jung. Olten; Freiburg im Breisgau. 1991. Bd 1. S.168–184.