2.2. Вариация на тему: Неодновременность в постсоветском обществе

 2.2.1. Неодновременность как основа децентрализации

     Одной из объективных тенденций процесса трансформации российского постсоветского общества является возрастание социальной (экономической, политической, культурной, идеологической и пр.) неоднородности общества. Эта неоднородность может быть конкретизирована в нашем случае как неодновременность функционирования и развития различных социальных институтов, групп, индивидов.

    Неодновременность как асинхронность и несовременность функционирования и развития определенных социальных групп, культур, отдельных индивидов относительно друг друга является фундаментальным свойством социальной жизни любого общества.   Неодновременны течение и события внутренней и внешней жизни молодых людей и стариков, женщин и мужчин. Неодновременны различные религиозные традиции, имеющие свои системы летоисчисления, специфические культы и ритуалы[i]. Неодновременны различные общества и культуры, сосуществующие в рамках какой-либо исторической эпохи.

   Неодновременность как несовременность тех или иных социальных институтов и групп относительно друг друга свойственна не только мировой или региональной истории, но и любому обществу, находящемуся в процессе модернизации. Неодновременность проявляется в сохранении определенных способов производства, политических и культурных традиций, типов мировосприятия и мировоззрения, не совпадающих (опережающих или отстающих) с другими способами производства, другими типами политического и культурного поведения и мышления, доминирующими в данном обществе. Неодновременны крестьяне с их ориентацией на календарное время, связанное с сельскохозяйственными работами, по отношению к рабочим и служащим больших промышленных городов, живущих совсем в ином социальном и личном времени. Неодновременным было существование бывшего дворянства, духовенства, подпольных предпринимателей в социалистическом обществе, приобретших, однако, в постсоветском обществе статус наиболее современных. В нынешних условиях, напротив, неодновременно существование различных социальных слоев, потерявших прежние источники дохода и высокий социальный статус[ii].

       Непрекращающиеся интерпретации индивидами и группами   действий других индивидов и групп как “отсталых”, “идущих в ногу со временем”, “несвоевременных”, “забегающих вперед” и т.п. свидетельствуют как о постоянном присутствии проблематики неодновременности в социальной жизни, так и о том, что критерии неодновременности могут быть совершенно различными.

    Очевидно, что неодновременность в своих объективных и субъективных формах должна иметь некоторые границы, в которых она может существовать и развиваться. Неконтролируемая неодновременность, получающая мощный толчок во времена социальных кризисов, может привести к потере социальных связей, разрушению социального порядка и взаимодействия. Поэтому она всегда уравновешивается, сопровождается другой тенденцией — одновременностью, взаимодействует с ней.

    Одним из основных условий эффективного функционирования и развития любого общества как целостной системы является определенная степень координации и кооперации составляющих его социальных институтов, групп и индивидов. Одновременность означает не только констатацию факта сосуществования новых и старых социальных структур в данном настоящем, но и императив ориентации, настроенности на господствующую иерархию экономических, политических, культурных ценностей, мотиваций деятельности, этических норм. Проблема достижения социальной одновременности в аспекте социального управления выступает как проблема синхронизации действий различных социальных субъектов. Синхронизация выражается, в частности, в определении некоего темпа и ритма социальной жизни. Это достигается с помощью самых разнообразных механизмов — от экономического и политического регулирования (n-летние планы, партийные программы, концлагеря, массовые движения), идеологического манипулирования (общенациональные идеи, региональные идеологии, “новояз”, историко-партийные версии прошлого и будущего и т.д.), технологий социализации и образования до моды и бытовых традиций. Применение тех или иных механизмов диктуется как национальной культурной традицией, так и степенью несовпадения способов и ритмов групповой жизни, приобретающей в конкретных исторических условиях антагонистический или неантагонистический характер. 

    Так, например, происходившие в недавней советской истории процессы индустриализации, электрификации, радиофикации являлись синхронизацией образа и ритма жизни, социального и личного времени всех индивидов, социальных групп, регионов и республик. Борьба за господство во времени и над временем стала приметой социальной советской истории. Власть над временем означала и власть над общественным и индивидуальным сознанием. Часы на Спасской башне Московского кремля в качестве Главных Часов страны стали символом и камертоном всей общественной жизни. Наступление Нового года, открытие партийных съездов, военных парадов удостоверялось и освящалось боем этих часов. Одновременность, олицетворявшаяся этими часами, носила не только ритуальный характер, но и выступала мощным средством социальной терапии, смягчающим болезненные последствия многочисленных социальных изменений.

     Доминирующие нормы и образцы социальной деятельности задают или создают определенную последовательность событий: например, при направленности из прошлого в будущее — от момента рождения некоего пророка, свершения значимого события (победы в войне, на выборах, провозглашения политической независимости); при направленности из будущего в прошлое — от ожидаемого изменения мира: катастрофы, Страшного суда в теологическом или мирском варианте и т.д. События датируются по определенным правилам, а их значимость определяется в соответствии с господствующими в данном обществе (социальной группе, регионе, властвующей элите) ценностями. В одной культурной традиции это могут быть конфликты и войны, стихийные бедствия, неурожаи, пресечение очередного заговора неких вражьих сил, в другой – прорывы в технологии, пуск очередных промышленных и торговых предприятий, успехи в накоплении или распределении личного и общественного (государственного, регионального, корпоративного) богатства.          Исторических вариантов может быть сколь угодно много, но их суть состоит в том, что разные способы и критерии датировки социального и исторического времени приводят к возникновению различных образов прошлого и будущего, с которыми идентифицируют и в которых живут различные индивиды и группы.

        При этом различные образы прошлого и будущего определяют характер переживания и сознавания настоящего, которое, собственно, и является неодновременным по отношению к другим настоящим, переживаемым и сознаваемым другими индивидами. Солидарность и возможность социального взаимодействия возникают при определенной степени тождества сознавания “теперь”, “современности”, “сегодня”.   То, что в данный момент индивид сознает и помнит, что для него является актуальным и значимым, те задачи, решением которых занята какая-либо социальная группа или политическая организация, — все это предопределяет возникновение особого временного ряда. Так, например, борьба региональной элиты за поднятие экономического и политического статуса своего региона и вовлечение в этот процесс все большего числа людей и структур приводит к возникновению и укоренению в массовом сознании жителей региона своего особого – регионального – времени. Такое время окрашено прежде всего в политические тона, так как его направленность, темп и ритм определяются политическими стратегиями и успехами или неудачами осуществления этих стратегий (провозглашение независимости, подписание договоров о разграничении полномочий с центральными органами и т.д.). Наряду с политическим региональным временем существует ряд других времен, связанных с наличием самостоятельных культурной, экономической истории, особенностей геополитического положения региона, города, области. Однако политическое время региона связывает все их воедино, принимая в определенной степени роль опосредующего звена вместо абсолютно главенствовавшего прежде “московского времени”.

    Отметим, наконец, еще одно важное обстоятельство, связанное с признанием факта неодновременности социальной жизни: синхронное сосуществование различных объективно и субъективно неодновременных тенденций означает, что в социальной жизни как целого государства, так и составляющих его регионов, а также социальных и этнических групп присутствует некая объективная провокативность. Возникающее в результате   социальных контактов взаимодействие одних индивидов, групп, культур с другими приводит к ощущению, а затем и определенной интерпретации объективно существующей социальной дистанции, связанной с разным пониманием и переживанием настоящего. Эта интерпретация может приобретать самые различные формы, в том числе в виде вывода одних участников или наблюдателей взаимодействия о провокационности поведения (идей, желаний) других участников.

    Обычно трактовка феномена провокации в советской литературе выдержана в традиционно алармистском тоне. Советский энциклопедический словарь, например, дает следующее определение: “Провокация – 1) подстрекательство, побуждение отд. лиц, групп, организаций и т.д. к действиям, которые влекут за собой тяжелые последствия. 2) Предательские действия, совершаемые агентами полиции и реакционных партий, направленные на дискредитацию и в конечном счете на разгром прогрессивных, революционных организаций”[iii].

    Предлагаемая нами онтологическая трактовка переносит феномен провокации из сферы психологических характеристик различных форм коммуникативного взаимодействия в сферу социальной жизни и позволяет более отчетливо представить провокативный характер неодновременности в периоды стабильного и кризисного развития общества. Таковы, например, машинное производство как провокация относительно ручного труда, индустриализация как провокация города относительно деревни, быстрый экономический рост одних регионов как провокация относительно других, менее развитых регионов, областей, республик. Провокативная неодновременность может относиться и к различным этническим группам, позволяя зафиксировать внутреннюю сторону того процесса, который обычно обозначается как неравномерность развития наций, культур и т.д. Тогда возможны   более глубокие объяснения различных явлений, возникающих в межэтнических отношениях. Так, мощный вход евреев в 20-е гг. ХХ века в различные структуры нового советского общества объясняется не заговором сионизма, а тем, что традиционная еврейская культура способствовала развитию индивидуализма и предпринимательства. Такие установки оказались весьма кстати в новом обществе, но для массового сознания членов других этнических групп активное поведение могло показаться провокационным. Аналогичная ситуация с восприятием различных этнических групп складывается и сегодня в российском общественном сознании, поэтому тезис о неодновременности, на наш взгляд, позволяет противостоять идее заговора, столь популярной   в некоторых слоях населениях и представляющих их политических силах.

     Основная идея, которую я хочу подчеркнуть, состоит в следующем: социальная провокация - это не только и не столько произвольное или конъюнктурное приписывание определенных мотиваций с целью разрешить ту или иную политическую, идеологическую ситуацию в свою пользу. Скорее следует говорить о своеобразной социально-культурной интерпретации групповым и индивидуальным сознанием факта несовпадения ритмов социальной жизни. Тогда феномен провокации теряет свой волюнтаристски-политизированный, демонический характер и превращается в атрибут любого межгруппового и межкультурного взаимодействия. И даже если имеет место та или иная провокативная политическая акция, то она является отражением реально существующей неодновременности и трудностей с ее осмыслением. 

    Возвращение термину «провокация» его первоначального смысла (лат. provocatio — вызов) позволяет представить процесс развития или совокупность социальных изменений как непрерывное объективное провоцирование одних социальных субъектов другими. В этом случае различные стратегические инициативы политических движений, региональных элит должны оцениваться соответствующим - более нейтральным или рациональным образом - как нечто естественное. Тогда и возникающие массовые фобии, националистические психозы, поиски заговоров и т.д. предстают как отражение в превращенной форме    некоторого объективного положения дел и требуют соответствующего реагирования.

    Общей же задачей всех политических сил остается признание феномена одновременной неодновременности, а также права любого индивида и группы в рамках гражданского общества на неодновременность существования и развития. Это означает также и необходимость новой интерпретации советской истории и культуры - не только с «москвацентричной точки зрения», то есть тех событий и движений, которые происходили в столице, но и в различных регионах страны.

    Анализ взаимодействия тенденций одновременности и неодновременности возможен через исследование тех ключевых символических образований, где сшибка этих тенденций проявляется особенно отчетливо. Одно из таких напряженных пересечений – понятие “Родина”.

[i] См.: Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М.1992. С. 124–184; Иорданский В.Б. Хаос и гармония. М., 1982. С.82–96; Ткаченко Г.А. Космос, музыка, ритуал. М.,1990. С.91–104.