Естественное стремление преодолеть наследие германского нацизма и милитаризма означало, что строящееся новое государство должно было стать достойным историческим ответом Третьему рейху. Однако ход исторических преобразований и прежде всего управление ими со стороны СЕПГ показали, что ГДР скорее стала ответом Веймарской республике, чем Третьему рейху (несмотря на провозглашение антифашистской политики как официальной линии). В пользу этого соображения говорит многое.

    Большинство лидеров СЕПГ формировались как политические деятели в годы Веймарской республики. Тогда германское общество сотрясали кризисные процессы: безработица, голод, отсутствие жилья, низкий уровень образования трудящихся, болезни как удел бедных слоев населения и т.д. В результате у многих революционеров сформировалось представление о том, что будущее справедливое общество будет характеризоваться прежде всего отсутствием этих проблем, а решение жилищной, продовольственной проблем, развитие здравоохранения и образования создаст стабильный базис для развития социализма[i]. В этом аспекте - если учитывать те преобразования, которые были осуществлены в 1950–1970-х гг.,— успехи ГДР по сравнению с Веймарской республикой были несомненны, так же как, по официальной версии, весомы были успехи СССР по сравнению с царской Россией 1913 г. В этом смысле, возможно, произошло соединение личного опыта функционеров СЕПГ и отработанной идеологической схемы сравнения социалистического настоящего с капиталистическим прошлым, заимствованной у СССР.

        Однако сравнение политического режима ГДР с политическим режимом Третьего рейха создавало значительные трудности. С точки зрения повседневного сознания многое было похожим: господство одной партии, культ личности вождя, политическое и идеологическое принуждение, обязательность подчинения авторитетам, борьба против традиционных конфессий, упор на коллективные образцы поведения, частично те же праздники, знамена, униформа, партбилеты, по-прежнему огромный репрессивный аппарат, слежка и т.д. Идея особой миссии немцев трансформировалась в положение об особой миссии ГДР на немецкой земле. Многочисленные параллели можно проследить и на примере официального языка[ii].

     Формальное сходство было заметно и в политическом поведении коммунистической партии. Немецкие коммунисты претендовали на обладание истиной в последней инстанции. Эта уверенность черпалась не только из руководящих установок Коминтерна в 1920–1930 гг. и ВКП(б), но и из лично пережитого политического опыта, прежде всего опыта борьбы с фашизмом. В начале 1930-х гг. они говорили: ”Кто голосует за Гинденбурга, тот голосует за Гитлера, кто голосует за Гитлера, тот голосует за войну”[iii], и последующие события подтвердили их правоту. В 1940-е гг. они говорили, что война будет проиграна – и 1945 г. подтвердил их слова. Подобная убежденность в своей исторической правоте привела, однако, впоследствии к чувству превосходства СЕПГ над другими партиями, монологичности политики и в конечном счете к насилию как средству разрешения политических конфликтов[iv].

     Здесь следует особо упомянуть такую малоизвестную страницу истории, как создание восточногерманского ГУЛАГа. С 1945 г. по 1950 г. на территории Восточной Германии было 11 концлагерей. Они находились в Баутцене, Бухенвальде, Франкфурте на Одере, Хоеншенхаузене, Ямлитце, Керендорфе, Мюльберге, Заксенхаузене, Торгау, Фюнфайхене. Некоторые из этих лагерей были созданы в рамках кампании по денацификации, а некоторые — перешедшие по наследству от нацистского режима — начали работать вскоре после окончания войны. Так, например, в августе 1945 г. концлагерь Заксенхаузен снова начал работать — сначала как лагерь для военных преступников, активных национал-социалистов и офицеров СС[v]. В этих лагерях находилось примерно 150 тыс. человек, из которых по меньшей мере 70 тыс. погибли от голода и были захоронены в общих могилах[vi].

      Немалую лепту внесли советские военные трибуналы, работавшие в Восточной Германии с 1945 г. по 1955 г. Сначала они занимались военными преступлениями, затем нарушениями оккупационного режима, затем – преступлениями против нового политического режима. Эти суды руководствовались военным законодательством от 1926г. (прежде всего статьями 58 и 59), а также законом %u2116 10 Контрольного Совета[vii]. Ими были осуждены от 40 до 50 тыс. человек. Следует отметить, что часть работоспособных заключенных вывозилась на принудительные работы в СССР. По некоторым данным, их число составляло около 30 тыс. человек[viii].

 Особенность деятельности восточногерманской и советской политической юстиции заключалась в перенесении советских методов работы на восточногерманское население. Трагизм исторической ситуации состоял в том. что наряду с совершенно оправданным и необходимым преследованием нацистских преступников под эту колесницу попадало и множество невинных людей[ix]. Развернутый с начала 1950-х гг. репрессивный аппарат госбезопасности, широкая сеть “неофициальных сотрудников” в трудовых коллективах, церковных общинах, политических партиях, творческих союзах, постоянное прослушивание телефонных разговоров, перлюстрация почтовых отправлений, - все это черты   повседневной жизни ГДР 1950-х гг. и всех последующих десятилетий[x].

    Вышеуказанные обстоятельства позволяли активно проводить выгодные для ГДР сравнения с Веймарской республикой, оставляя в тени более поздний период исторического развития. Призрак тоталитаризма был нечистой совестью ГДР и уязвимым местом в системе ее идеологической защиты, темным пятном в исторической саморефлексии.

[i] Подобную логику интерпретации тех или иных фактов социальной жизни можно найти в автобиографиях антифашистов и функционеров СЕПГ, в большом количестве издававшихся в ГДР. Одним из наиболее характерных является, например, автобиография Э. Хонеккера, в которой часто встречаются пассажи, подобные следующему:” ...В юности мне довелось самому познать тяжелые условия жизни саарских горняков и их семей. Это позволяет мне со знанием дела судить о работе и жизни горняков. И я испытываю тем большее удовлетворение, убеждаясь во время моих встреч с горняками в том, насколько изменились у нас условия их жизни и труда” / Хонеккер Э. Из моей жизни. М., 1982. С. 191; cм. также: С.194,207, 306.

    О сравнении Веймарской республики и ФРГ см., например.: Ясперс К. Куда движется ФРГ? М., 1969. Эта книга, написанная известным немецким философом, является адекватным и глубоким отражением поисков национальной самоидентификации, предпринимавшихся в Западной Германии.

[iv] Впоследствии, уже после краха ГДР, это обстоятельство признавалось и ведущими функционерами СЕПГ. Так, Эгон Кренц, ставший на короткое время (18.10.1989–3.12.1989) генеральным секретарем СЕПГ, в критическом разборе книги Э.Хонеккера “Крушение” (см.: Andert A., Herzberg W. Der Sturz. Erich Honecker im Kreuzverhoer. Berlin; Weimar, 1991) признал: «Мы уравнивали ведущую роль СЕПГ с ложным представлением о том, что только партийное руководство — а в нем снова лишь некоторые доминирующие товарищи владели истиной об общественном развитии» (Spiegel. 1991. N 6. S. 54). О внутрипартийном (в СЕПГ) и внутриполитическом (в ГДР) климате см. книгу воспоминаний бывшего начальника Главного управления разведки МГБ ГДР Маркуса Вольфа: «По собственному заданию. Признания и раздумья» (М., 1992); а также воспоминания члена ЦК и Политбюро ЦК СЕПГ Г. Шабовски: Schabowski G. Der Absturz. Berlin, 1991.

     Подобное насилие — классовое, антифашистское, внутрипартийное, образовательное — стало парадоксальным образом питательной средой для неофашизма, появившегося, правда, лишь в 1980-е гг. См.: Geschichte der DDR. Informationen zur politischen Bildung. N231. 2 Quartal 1991.S.11.

[vi] По данным газеты “Die Welt” в период с 1945 по 1968 г. в ГДР насчитывалось от 250 до 300 тыс. политических заключенных, из которых умерло 85–95 тыс. человек (Die Welt. 16.05.1990). О репрессивном аппарате ГДР см.: Schell M., Kalinka W. Stasi und keine Ende. Die Personen und Fakten. Bonn,1991.

     Одной из самых черных страниц восточногерманского ГУЛАГа является торговля политическими заключенными. Подобная практика началась с 1963 г., два года спустя после возведения Берлинской стены. Целью этих операций было получение твердой валюты от ФРГ. За каждого заключенного с 1963г. по 1977 г. Федеральное правительство ФРГ выплачивало 40 тыс. немецких марок. С 1977 г. цена за одного заключенного возросла более чем вдвое и достигла 95 847 немецких марок. Темпы прибыли от такой политической торговли стремительно возрастали: в 1964 г. было получено 37,9 млн. немецких марок, в 1970 г. - 50,6 млн, в 1976 г. 130 млн, в 1982 г. 176,9 млн, в 1985 г. 302 млн. В целом до момента крушения режима СЕПГ было продано почти 34 тысячи политзаключенных и получено более 3 млрд немецких марок (Spiegel. 1991. N14. S. 65).

      Об этой форме торговли граждане ГДР в большинстве своем ничего не знали. Напротив, в Западной Германии эти факты время от времени становились предметом обсуждения. Людвиг Релингер, участвовавший на протяжении многих лет в экономическом сотрудничестве между ФРГ и ГДР, сообщает, что в официальном Бонне эта тема обсуждалась в начале 60-х гг. (см.: Rehlinger L. Freikauf. Die Geschaefte der DDR mit politisch Verfolgten 1963–1989. Berlin, 1991). Мнения относительно возможности такой торговли разошлись. Франц Тедик, тогдашний госсекретарь в Министерстве по общегерманским вопросам, находил эту форму торговли неприемлемой и аморальной. Другие участники дискуссии поставили вопрос, что является более моральным: продажа людей за деньги или же освобождение узников? Победила вторая точка зрения. Западноберлинские адвокаты уговорили издателя Акселя Шпрингера, а тот в свою очередь смог убедить Райнера Барцеля, бывшего в 1963 г. министром по общегерманским делам, в необходимости выкупа политзаключенных...

     На что использовались в ГДР полученные средства? Прежде всего, закупались необходимые народному хозяйству материалы и сырье: нефть, промышленные алмазы, медь. На Рождество в магазинах Восточной Германии вдруг появлялись экзотические южные фрукты — бананы, апельсины и т.д. Существовали и другие статьи расходов. Все полученные от продажи людей суммы перечислялись в бюджет Министерства госбезопасности. С течением времени А. Шальк-Голодковски, занимавшийся этими операциями, открыл специальный счет N0528), строго засекреченный даже в самом бюджете МГБ. Деньги с этого и подобных счетов использовались для “оперативных мероприятий” против ФРГ, закупки необходимых технических устройств и т.д. В марте 1974 г. Э. Хонеккер поручил Шальк-Голодковски открыть еще один счет, теперь уже специально для него. Такой счет N0628) был открыт в Немецком Торговом банке (ДХБ) в Восточном Берлине. По замыслу Генерального секретаря, на этом счете все время должно было находиться не менее 100 млн немецких марок. На этот же счет стали поступать суммы от фирм, принадлежавших СЕПГ, но действовавших в ФРГ (так называемый С-гешефт). Суммами, находившимися на этом счете, Э.Хонеккер распоряжался как считал нужным: никарагуанскому президенту Д. Ортеге он подарил 10 млн долларов, в ноябре 1980 г. поддержал польское правительство (80 млн немецких марок) (см.: Spiegel. 1991. N14. S. 67).

[vii] Под влиянием советского уголовного права изменялись и формулировки статей. В Конституции 1949 г. в статье 6 говорилось о «подстрекательстве к бойкоту», «проявлении ненависти к народам», «подстрекательстве к войне», «безответственной оппозиции». В 1957 г. были внесены изменения в уголовное право. Из уголовного права СССР было перенесено понятие “материальный состав преступления” и определена ответственность за преступления против государства и его органов, против социалистической собственности, против военной дисциплины, угрожающие государству пропаганда и подстрекательство, клевета на государство, бегство из республики (см.: Die WELT. 1990.05.16).  

[viii] См.: Spiegel. 1991. %u2116 15. S.161
 

[ix] Подобная практика замалчивалась: все, кто уцелел и возвратился домой, давали подписку о неразглашении того, что было с ними. Эти люди были настолько запуганы органами госбезопасности ГДР, что впервые заговорили лишь осенью и зимой 1989 г.

[x] См: Schell M., Kalinka W. Stasi und kein Ende. Die Personen und Fakten. Fr.a.M.; Berlin,1991.  

Перейти к следующей главе