1.4. Лейпцигский период: прощание с иллюзиями

    Демократизация общественной жизни, происходившая на территории побежденной Германии, требовала создания не только новой политической инфраструктуры, но и нового образа мышления. Последний мог быть сформирован не в последнюю очередь благодаря системе образования, среди которой университеты занимали очень значительное место. Не случайно поэтому уже в 1946 г. начали свою работу университеты Йены, Ростока, Халле. В Лейпциге университет открылся 5 февраля 1946 г. С речью “Об изначальности науки” на нем выступил Ханс-Георг Гадамер, бывший с мая 1945 г. по январь 1946 г. деканом филолого-исторического отделения философского факультета, а затем ставший ректором университета[i]. В университете были восстановлены многие ученые, например, Т. Литт[ii].

    Однако развитие университетской жизни находилось между двумя полюсами: с одной стороны, развитие демократических процессов в традиционных университетских структурах требовало доверия и академической свободы деятельности. С другой стороны, статус побежденной страны и, что особенно ощущалось позже, статус строительства нового государства и общества накладывали свой отпечаток, и прежде всего контроль со стороны СВАГ и СЕПГ.   Вводились новые учебные курсы, так, например, в 1946 г. был введен обязательный для всех студентов предмет «Политические и социальные проблемы современности», ставший предтечей впоследствии введенного курса «Изучение основ марксизма-ленинизма»[iii]. 2 декабря 1946 г. глава Советской военной администрации в Германии (СВАГ) издал приказ %u2116 333 о создании факультетов общественных наук в университетах Лейпцига, Йены, Ростока. Цель их создания заключалась в подготовке в течение двух лет кадров для государственных, хозяйственных и общественных организаций[iv].       

   Последнее обстоятельство, а также другие трудности заставили Х.-Г. Гадамера и Т. Литта оставить свои посты. В октябре 1947 г. Гадамер принял приглашение университета во Франкфурте на Майне, а Литт отправился в университет Бонна. Сразу появились две вакансии: Х-Г. Гадамер являлся одновременно заведующим первой кафедрой философии и директором Института Философии, второй кафедрой заведовал Т. Литт.

    На философском факультете была создана комиссия, которая рассмотрела многие кандидатуры на пост заведующего кафедрой философии. Один из членов комиссии, ординарный профессор романской филологии Лейпцигского университета Вернер Краус предложил в качестве преемников по кафедре Т. Литта политэмигрантов Герберта Маркузе и Эрнста Блоха, живших в США. Г. Маркузе, получив приглашение, отказался, не забыв при этом настоятельно порекомендовать Блоха на эту должность[v].

 С Блохом тоже было не все так просто: в первом письме ему предлагались на выбор университеты Лейпцига или Берлина. В последнем случае речь шла о профессуре на факультете общественных наук университета им А. Гумбольдта по специальности материалистическое понимание истории. Однако вскоре второй вариант отпал.

    Профессор В. Краус, пригласивший Блоха, заверил его в неограниченной свободе действий. Однако в самом Лейпциге и университете события развивались не столь быстро и не в том направлении, как надеялся В. Краус. Для приглашения на кафедру необходимо было согласие центральных инстанций, самого философского факультета и комиссии. Если земельное правительство Саксонии, Центральное управление народного образования в Берлине вскоре дали свое согласие, то в университете была иная обстановка. Блоха звали на философский факультет, но как философ, он был почти неизвестен в послевоенной Германии[vi]. Было решено получить свидетельства авторитетных людей, знающих Э. Блоха. Они должны были выступить в качестве экспертов и ответить на вопрос, способен ли Блох работать преподавателем философии в высшей школе. Отзывы тех, кто ответил (Э. Франк, Э. Ауэрбах, Г. Маркузе), были положительными. Однако отзывы профессоров Лейпцигского университета, прежде всего членов комиссии, были отрицательными. Блох характеризовался как писатель, социологически ориентированный критик культуры, как мыслитель, приверженный мессианскому утопизму, и т.д.[vii].

    Был выдвинут еще один вариант: предложить Блоху возглавить кафедру социологии, которая была создана в университете в 1925 г. и которую первоначально возглавлял Х. Фрайер. И в конечном счете при голосовании прошло именно последнее предложение. Однако министерство образования земли Саксония не согласилось с этим результатом и распорядилось пригласить с 1 июня 1948 г. Эрнста Блоха в качестве ординарного профессора по кафедре философии (которую занимал Гадамер), одновременно предложив пост директора института философии с годовым окладом 13 600 рейхсмарок[viii]. Прошел почти год, прежде чем Блох приступил к своим обязанностям. 24 мая 1949 г. он прочел вступительную лекцию на тему ”Университет, марксизм, философия”, на которую не пришли большинство преподавателей философского факультета[ix].

   Приехав весной 1949 г. в Лейпциг, Блох получил все, что ему обещали, – дом, руководство институтом философии при Лейпцигском университете, высокую зарплату, различные льготы[x]. Разумеется, для странника Блоха это не имело первостепенного значения, но позволяло забыть о тяжелом американском периоде, он мог   полностью переключиться на научную и преподавательскую работу. Блох воодушевлен своим новым окружением, прежде всего, конечно, студентами, а не коллегами. Будучи почти позабытым и известным после эмиграции лишь небольшому кругу ценителей философии, через несколько лет он становится знаменитостью не только Лейпцига, но и всей ГДР.   Лекции Блоха, наполненные огромным количеством исторических фактов,   неожиданными аллегориями, поразительными метафорами, сверкающие   юмором, сарказмом, иронией притягивали слушателей, и вскоре вокруг   него образовался кружок учеников и почитателей. К нему стали   приезжать и студенты из Западной Германии. Блох читает курсы по истории философии, устраивает коллоквиумы. У  него имелось ясное представление о модели нового образования в послевоенной Германии, новом образе университета. В публичных докладах "Университет, марксизм, философия" (1949), "Университет, истина, свобода" (1955) Блох выступает против упрощения высшего образования, подчеркивает значение теории вообще, и философии в частности, в жизни общества. Спектр его высказываний весьма широк: от традиционных повторений основных марксистских заповедей (марксизм представляет науку как одну из высших производительных сил и потому обеспечивает действительную свободу исследования), выраженных им достаточно туманно и потому интерпретируемых по-разному (следует изучать историко-философские тенденции нашего времени и действовать в соответствии с ними), до откровенно еретических в условиях ГДР (к философии идеализма следует отнестись со всей серьезностью) [xi].    

       Научная деятельность Блоха также протекает успешно. Он завершает и   обрабатывает все то, что было написано им за долгие годы эмиграции.   В 1951 г. появляется работа "Субъект-Объект. Разъяснения к Гегелю",   в 1952 г. — "Авиценна и Аристотелевские левые", в 1953 г. — "Христиан   Томазиус, немецкий ученый без убожества". В 1954 г. издан первый, а в 1955 г. — второй том "Принципа надежды". Блох становится одним из учредителей ведущего философского журнала ГДР - "Немецкого журнала по философии" («Deutsche Zeitschrift fuer Philosophie»), который выходит   с 1953 г.[xii]. В это же время он избирается председателем Культурбунда   в Лейпциге[xiii]. В марте 1954 г. он действительный член Германской академии наук (тогда еще не разделенной), а   затем руководитель секции философии в ГАН.      

    Вершина общественного признания — 1954–1955 годы. 7 октября 1954 г. Блох   получает Национальную премию 2 класса по науке и технике, 8 июля   1955 г. награждается "Отечественным орденом за заслуги". ЦК   Социалистической Единой Партии Германии посылает приветствие, в   котором отмечаются усилия Блоха в борьбе за новую демократическую   Германию. В центральном органе ЦК СЕПГ — газете "Нойес Дойчланд"   опубликовано поздравление секретаря ЦК Курта Хагера.     Казалось бы, это пик славы. К Блоху пришло все, чего он был     лишен раньше: признание государством     и правящей партией, почитание студентами и интеллигенцией.

         Блох мог быть спокоен — получение ордена в 70 лет     достойно отмечало завершение жизненного пути.     Однако он всегда следовал своим принципам и, несмотря на     вынужденные компромиссы с действительностью, как    капиталистической, так и социалистической, никогда не был     оппортунистом. Блох никогда не был "человеком системы", он не стал и человеком системы политической, он со своей     экстравагантностью и независимостью плохо вписывался в     традиционный немецкий университетский мир и тем более в нарождающийся новый социалистически-бюрократический мир ГДР.

    Первые залпы в его адрес прозвучали еще в 1950 г., когда журнал ЦК СЕПГ "Единство" опубликовал статью "О марксистско-ленинском воспитании научных кадров", с критикой Института философии, поскольку Блох там "проповедовал идеалистическую диалектику Гегеля". В 1954 г. профессор философии из Лейпцига Ругард Отто Гропп публикует в “Немецком журнале по философии” свою статью “Марксистский диалектический метод и его противоположность идеалистической диалектике”, которая положила начало дискуссии о буржуазном наследии в философии ГДР[xiv]. На философской конференции СЕПГ в Бабельсберге Гропп — злой дух Блоха — вновь резко критикует его книгу о Гегеле. В 1956 г. ЦК СЕПГ усиливает давление на "Немецкий журнал по философии", в котором появляются статьи с похвалами в адрес самого Блоха и одновременно негативной оценкой его философии надежды, как "чуждой по сущности диалектическому и историческому материализму"[xv].

   Наконец, властям представился повод перейти к решительным действиям: у Вольфганга Хариха, главного редактора этого журнала, нашли план государственного переворота. В. Харих был арестован и осужден на 10 лет тюремного заключения. За ним последовали многие его товарищи. Блоха также должны были арестовать, но руководство ЦК (прежде всего, В. Ульбрихт) сочло более эффективным запретить Блоху публичные выступления. Против Блоха началась активная кампания в прессе ГДР, которую возглавлял все тот же Р.О. Гропп. На различных конференциях, посвященных вопросам развития культуры, науки, просвещения, хорошим тоном стало критиковать философские воззрения Блоха.   Поспешили высказаться К. Хагер, И. Бехер и многие другие политические и культурные функционеры.    Сам В. Ульбрихт не остался в стороне и на страницах "Нойес Дойчланд" выступил с критикой Блоха[xvi]. Сигналы сверху не оставались внизу без внимания, возникли новые формы работы с еретиком, как, например, коллективный погром блоховской философии, осуществленный сразу шестью авторами[xvii].

    Травля разворачивалась по сценарию, проверенному веками, — Блоха упрекали в том, что он сбивает молодежь с пути, затем требовали от его учеников отречься от учителя[xviii]. В апреле 1956 г. в лучших советских традициях в институте философии была проведена конференция по вопросам философии Блоха, которая явилась своеобразным инквизиторским процессом против мыслителя и его учеников. В начале 1957 г. Блох был принудительно отправлен на пенсию, ему было запрещено переступать порог университета и где-либо читать лекции. Жена Блоха, Карола, в том же году была исключена из СЕПГ[xix]. Некоторые из учеников Блоха переехали в ФРГ, оставшиеся в ГДР были исключены из партии, а затем и из университета[xx].

      Сам Блох сначала не придает происходящему большого значения. В 1956 г. он собирает научную конференцию на тему "Проблема свободы в свете научного социализма", где заявляет, что некоторые буржуазные свободы отсутствуют в социалистических странах[xxi]. Затем, пытаясь оправдаться, он пишет письма в ЦК СЕПГ, в газеты, дистанцируется от своих защитников в Западной Германии[xxii]. Но железный каток партийной критики постепенно подминает под себя всех сопротивляющихся. Блох оказывается в изоляции.

    И все же Германская Демократическая Республика конца 50-х гг. не была абсолютна похожа на Советский Союз. Даже после принятия столь жестких мер Блох продолжал получать профессорскую зарплату от университета, ежемесячные выплаты от Академии наук[xxiii], мог свободно путешествовать. После принудительной отставки он побывал в Греции, Египте, Франции, Албании, неоднократно — в Западной Германии. Между тем атаки на Блоха продолжались — после оргвыводов можно было не спеша разобраться с его мировоззренческой позицией. В дело вступает талантливый философ Манфред Бур. В "Немецком журнале по философии" появляется статья М.Бура, утверждающая: истоки философии Блоха в религии, точнее в Откровении Иоанна Богослова. Блох, по мнению Бура, страшится будущего, использует иррациональные категории (например, жизнь, бессознательное), подчиняет диалектику идеологии[xxiv]. Обстоятельный тенденциозный разбор заканчивается уничтожающим выводом о "ревизии марксизма" в творчестве Блоха. Когда же в 1960 г в продаже появляется наконец третий том "Принципа надежды", М. Бур в новой статье продолжает успешно начатое развенчивание "ревизионистской" философии. На этот раз выяснилось, что поставленная Блохом проблема надежды является анахронизмом в 1960 г., а темный и метафоричный язык — свидетельство осознанного отказа от научности, крен в сторону агностицизма[xxv].

         Несмотря на столь тяжелую идеологическую атмосферу, сам Блох не хотел покидать ГДР, ибо все же сохранял определенные иллюзии о возможности повлиять на развитие социализма. В 1960 г. он отправляется в очередное турне по Западной Германии с чтением лекций в Тюбингене, Гейдельберге, Штуттгарте. В Тюбингене   публичные выступления Блоха имели огромный успех, он был приглашен для чтения лекций на целый семестр.      Летом 1961 г. перед началом семестра Блох с женой отдыхает в Баварии и 13 августа едет к друзьям в Мюнхен. Здесь его застает известие о строительстве берлинской Стены.