Образ немца в творчестве П.П. Бажова
Немецкая тема появляется перед Великой Отечественной войной 1941-1945 гг. в сказе «Две ящерки» (1939 г) и «Таюткино зеркальце» (март 1941.г.) и воплощается со всей полнотой в сборнике «Сказы о немцах» (1943, Свердловск), куда вошли 8 сказов, написанных после начала войны. Стремление П.П. Бажова поддержать русско-советское патриотическое сознание в тяжелое военное время вылилось во введение в сказы более широкого – европейского - контекста. Если в довоенных сказах все действие ограничивалось, в-основном, только отечественными персонажами – от приказчиков до заводчиков и царского двора, то сейчас появляются иностранцы – в основном, немцы (хотя в некоторых сказах прослеживается «французский след» - см., напр., «Железковы покрышки», 1942) и культурные влияния, идущие из-за рубежа.
Почти все «немецкие» сказы начинаются с констатации статусного положения немцев – «...в начальстве все немцы ходили» (Бажов:1952:2:34). Корпоративность последних распространяется не только на отдельные заводы, но и по вертикали - вплоть до царского двора: «У немцев в ту пору при царице которой-то большая сила была. Как на собачью свадьбу их сбежалось, и все в чинах...» (Бажов:1952:2:203). Такое статусное положение проявляется и в личностных качествах. Социальное превосходство переходит в проявление профессионального («Покажи русским, что без нас им обойтись никак невозможно») и эстетического превосходства («Такой тонкий рапота руски понимайт не может») (Бажов:1952:2:67, 35). Немец жаден и хитер («А это уж так повелось - где богатое купецкое наследство, там непременно какой-нибудь немец пристроится») (Бажов:1952:2:80). Более того, он ворует, причем в больших масштабах (наиболее анти-немецкий сказ «Главный вор», 1941). Непременный признак немцев-мужчин – сытость: «каждый успел брюхо нарастить и задыхался, как запаленная лошадь», это же касается и женщин («..баронша….сильно сытая») (Бажов:1952:2:46, 80). Это также свидетельство самозванства и дилетантизма («Зовутся мастера, а по делу одно мастерство видно – брюхо набивать да пивом наливаться») (Бажов:1952:2:45). Сытость входит в набор признаков немецкой красоты: «Девка, понятно, красоты немецкой: сытая, да белобрысая, да в господской одежде» и является эстетическим критерием: «Немецкую работу… без ошибки узнать можно. Как лошадка поглаже да посытнее, либо бык пудов этак на сорок, а то барыня погрузнее, в полном снаряде, да еще с собакой, так и знай - без немецкой руки тут не обошлось» (Бажов:1952:2:71,76). Другими внешними признаками немцев являются белесые глаза («Двоефедя» из сказа «Хрустальный лак», 1943), сильная потливость («Не знаю, правда ли, будто немец при страхе первым делом кругом отсыреет. Потому, видашь - пивом наливается»), кроме того, они «дубоносные» и «навозные» (Бажов:1952:2:86,39,47,34). Отмечают свои праздники немцы замкнуто, не идя на контакты с местным населением: «видно, неохота.. немцам свое веселье нашим показывать» (Бажов:1952:2:49) Таким образом, преобладающими являются негативные характеристики, показывающие существенные различия немецкого мира на Урале (ведь там не только начальники, но и свои «заводские немцы», своя церковь, суд, школа, свои улицы и обычаи) и самобытной уральско-русской жизни.
Немецкий вызов воспринимается русской стороной, прежде всего, в аспекте соревновательности: уральские мастера - как старые, так и молодые, - не боятся и хотят вступить в состязание («сам желание имею с немцем в рисовке потягаться») (Бажов:1952:2:36). В соревновании участвуют не только мастера, но и результаты их труда - наиболее ярко это видно в сказе «Коренная тайность»(1945), когда на международной выставке проверяются немецкая и златоустовская сабли. Соревнование всегда заканчивается победой русско-уральского умельца, независимо от места действия – и в Златоусте, и в Тагиле, и в Каслях. В сфере профессиональной еще возможно честное сравнение результатов, в результате которого наиболее совестливые немецкие мастера, проиграв, уезжают к себе на родину (сказ «Иванко Крылатко», 1943). Однако в тех случаях, когда немцы пытаются выдать достижения уральских мастеров за свои или ведут промышленный шпионаж, русские умельцы отвечают им хитрым обманом, тщательно скрывая профессиональные секреты. Обман становится основным орудием борьбы уральцев в условиях неравенства сил: таков основной смысл сказов «Хрустальный лак», «Тараканье мыло»(1943), «Алмазная спичка»(1945). Позиция охранительства олицетворяется горнозаводской общественностью, прежде всего мастерами и стариками, стремящимися сохранить или даже унести в могилу тайны мастерства. Такой культурный изоляционизм приводит к крайностям – когда, например, Александру фон Гумбольдту, прототипу «худощавого немца…в очках» из сказа «Тараканье мыло», путешествующему по Уралу, вместо топазов продают дешевые стекляшки – так уральский мастеровой Афоня «срезает» крупнейшего немецкого ученого. Крайний вариант расхождения – это розыгрыши немцев, не понимающих русский язык и юмор, переходящие в преследование и издевательство («Веселухин лужок», 1943).
Мотив мести, но уже символической, встречается в сказе «Чугунная бабушка» (1943). Сопротивление идет и на уровне языка, проявляясь в русифицировании имен собственных: мастер Штоф превращается в «Фуйко», обер-мастер Шпиль зовется Устав Уставычем, охотник до секретов тагильского лака - Федор Федоровичем, пожилая тетка фон-барона Меллера-Закомельского именуется презрительно Каролинкой, а А. фон Гумбольдту достается и вовсе обидное прозвище – «Тараканье мыло». Русский язык немцев также показан в комическом плане («Какой ушасный женьшин! Такой песпоряток делаит. Турма такой ната! Турма») ( Бажов:1952:2:46).
Позиция рассказчика сказов отличается ярко выраженной симпатией ко всем действиям русской стороны и антипатией к «внутреннему немцу», однако не может быть обозначена как националистическая и агрессивная. Во-первых, решающими являются социально-статусные, а не этнические характеристики немцев. Настроения героев сказов выражают, прежде всего, социальный протест и стремление к справедливости: мастеровые люди не хотят, чтобы немцы «жировали на наших хлебах», чтобы они «раздобрели на казенных харчах» (Бажов:1952:2:34,45) и т.д. Во-вторых, немцы воспринимаются дифференцированно, т.е. проводится различие между немцами - начальниками и немцами-мастерами своего дела, которым отдается должное («понимающий мужик» Штоф из сказа «Иванко Крылатко»). В изображении начальства Бажов следует как традиционной линии русской литературы (например, Н.С. Лескова и его «Железной воли»[1] ) , так и примыкает к советской традиции военных лет - карикатурного изображения немецких персонажей. В-третьих, позиция русской стороны снисходительная - мастера посмеиваются над незадачливыми пришельцами, а умелец, обманувший А. фон Гумбольдта, пишет ему саморазоблачительное письмо. Как сам рассказчик, опровергающий различные «сплетни» о том, что златоустовские мастера мастерству у немцев учились (в сказе «Иванко Крылатко»), что Аносов обманом перенял «чужую тайность» (в сказе «Коренная тайность»), так и герои сказов добиваются лишь одного – признания своего профессионализма и национальной самобытности (проявляющейся, в частности, в противопоставлении немецкому стандарту русской выдумки). Пафос такой самодостаточной позиции заключен в следующих словах: «Ну, как - русский человек! Разве ему охота ниже немца ходить? Никогда этого не бывало» (Бажов:1952:2:36). В контексте военной поры данные сказы несли печать не столько определенной идеологии, сколько исторического оптимизма и надежды: если раньше русские справлялись с немцами, то и сейчас это возможно.
Сноски:
[1] - См. также у А.И.Герцена: «Из всех правительственных немцев… русские немцы самые худшие. Немецкий немец в правительстве бывает наивен, бывает глуп, снисходит иногда к варварам, которых он должен очеловечить. Русский немец ограниченно умен и смотрит с отвращением стыдящегося родственника на народ. И тот, и другой чувствуют свое бесконечное превосходство над ним, и тот, и другой глубоко презираю все русское, уверены, что с нашим братом ничего без палки не сделаешь. Но немец не всегда показывает это, хотя и всегда бьет; а русский и бьет, и хвастается» / Герцен А.И. Русские немцы и немецкие русские// Герцен А.И.О социализме. Избранное. М., 1974, с. 454.
Список литературы:
Бажов П.П. Соч. в 3-х томах. Том второй. Малахитовая шкатулка. Книга вторая. М.. ГИХЛ, 1952.
Бажов П.П. Сказы о немцах. Свердловск, 1943;
Батин М.А. Павел Бажов. Москва, 1976. СС. 155-164.. Слобожанинова Л.М. «Малахитовая шкатулка» П.П. Бажова в литературе 30-40-х годов. Екатеринбург, 1998. СС. 115-128;
Примечание:
Реальность изображенной П.П. Бажовым картины жизни подтверждается и различными исследованиями. Так, в работе «Златоустовское художественное оружие XIX века из собрания Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи» (Ленинград, 1986 г.) говорится о мастерах из Золингена и Клингенталя, которые прибыли в Россию по приглашению царского правительства в 1814 г. - сначала 19 человек, а в 1818 г. их было уже 115 (С.7): «Нельзя не отметить, что приглашенные в Златоуст иностранные мастера щедро оплачивались и находились на фабрике в привилегированном положении. Они обособленно жили в своей колонии, где имели дома, земельные наделы, церковь и клуб, которые содержались за счет казны. Достаточно сказать, что иностранные мастера и подмастерья получали жалованье в размере ль шестисот до двух тысяч пятисот рублей в год, в то время как русские мастеровые, как правило, получали по пятнадцати копеек в день и только очень немногие – по двадцать пять-сорок копеек. Рабочий день взрослых составлял двенадцать часов в сутки, подростков - восемь. На фабрике широко применялись всевозможные штрафы и телесные наказания» (С. 8).
Следует также отметить, что фамилия немецкого мастера Штоф у П.П.Бажова перекликается с фамилией известного золингенского мастера Вильгельма Николая Шаф а(W. Schaaf), который приехал в Златоуст в 1815 с тремя сыновьями, также мастерами по обработке клинков (С.11).
Почти все «немецкие» сказы начинаются с констатации статусного положения немцев – «...в начальстве все немцы ходили» (Бажов:1952:2:34). Корпоративность последних распространяется не только на отдельные заводы, но и по вертикали - вплоть до царского двора: «У немцев в ту пору при царице которой-то большая сила была. Как на собачью свадьбу их сбежалось, и все в чинах...» (Бажов:1952:2:203). Такое статусное положение проявляется и в личностных качествах. Социальное превосходство переходит в проявление профессионального («Покажи русским, что без нас им обойтись никак невозможно») и эстетического превосходства («Такой тонкий рапота руски понимайт не может») (Бажов:1952:2:67, 35). Немец жаден и хитер («А это уж так повелось - где богатое купецкое наследство, там непременно какой-нибудь немец пристроится») (Бажов:1952:2:80). Более того, он ворует, причем в больших масштабах (наиболее анти-немецкий сказ «Главный вор», 1941). Непременный признак немцев-мужчин – сытость: «каждый успел брюхо нарастить и задыхался, как запаленная лошадь», это же касается и женщин («..баронша….сильно сытая») (Бажов:1952:2:46, 80). Это также свидетельство самозванства и дилетантизма («Зовутся мастера, а по делу одно мастерство видно – брюхо набивать да пивом наливаться») (Бажов:1952:2:45). Сытость входит в набор признаков немецкой красоты: «Девка, понятно, красоты немецкой: сытая, да белобрысая, да в господской одежде» и является эстетическим критерием: «Немецкую работу… без ошибки узнать можно. Как лошадка поглаже да посытнее, либо бык пудов этак на сорок, а то барыня погрузнее, в полном снаряде, да еще с собакой, так и знай - без немецкой руки тут не обошлось» (Бажов:1952:2:71,76). Другими внешними признаками немцев являются белесые глаза («Двоефедя» из сказа «Хрустальный лак», 1943), сильная потливость («Не знаю, правда ли, будто немец при страхе первым делом кругом отсыреет. Потому, видашь - пивом наливается»), кроме того, они «дубоносные» и «навозные» (Бажов:1952:2:86,39,47,34). Отмечают свои праздники немцы замкнуто, не идя на контакты с местным населением: «видно, неохота.. немцам свое веселье нашим показывать» (Бажов:1952:2:49) Таким образом, преобладающими являются негативные характеристики, показывающие существенные различия немецкого мира на Урале (ведь там не только начальники, но и свои «заводские немцы», своя церковь, суд, школа, свои улицы и обычаи) и самобытной уральско-русской жизни.
Немецкий вызов воспринимается русской стороной, прежде всего, в аспекте соревновательности: уральские мастера - как старые, так и молодые, - не боятся и хотят вступить в состязание («сам желание имею с немцем в рисовке потягаться») (Бажов:1952:2:36). В соревновании участвуют не только мастера, но и результаты их труда - наиболее ярко это видно в сказе «Коренная тайность»(1945), когда на международной выставке проверяются немецкая и златоустовская сабли. Соревнование всегда заканчивается победой русско-уральского умельца, независимо от места действия – и в Златоусте, и в Тагиле, и в Каслях. В сфере профессиональной еще возможно честное сравнение результатов, в результате которого наиболее совестливые немецкие мастера, проиграв, уезжают к себе на родину (сказ «Иванко Крылатко», 1943). Однако в тех случаях, когда немцы пытаются выдать достижения уральских мастеров за свои или ведут промышленный шпионаж, русские умельцы отвечают им хитрым обманом, тщательно скрывая профессиональные секреты. Обман становится основным орудием борьбы уральцев в условиях неравенства сил: таков основной смысл сказов «Хрустальный лак», «Тараканье мыло»(1943), «Алмазная спичка»(1945). Позиция охранительства олицетворяется горнозаводской общественностью, прежде всего мастерами и стариками, стремящимися сохранить или даже унести в могилу тайны мастерства. Такой культурный изоляционизм приводит к крайностям – когда, например, Александру фон Гумбольдту, прототипу «худощавого немца…в очках» из сказа «Тараканье мыло», путешествующему по Уралу, вместо топазов продают дешевые стекляшки – так уральский мастеровой Афоня «срезает» крупнейшего немецкого ученого. Крайний вариант расхождения – это розыгрыши немцев, не понимающих русский язык и юмор, переходящие в преследование и издевательство («Веселухин лужок», 1943).
Мотив мести, но уже символической, встречается в сказе «Чугунная бабушка» (1943). Сопротивление идет и на уровне языка, проявляясь в русифицировании имен собственных: мастер Штоф превращается в «Фуйко», обер-мастер Шпиль зовется Устав Уставычем, охотник до секретов тагильского лака - Федор Федоровичем, пожилая тетка фон-барона Меллера-Закомельского именуется презрительно Каролинкой, а А. фон Гумбольдту достается и вовсе обидное прозвище – «Тараканье мыло». Русский язык немцев также показан в комическом плане («Какой ушасный женьшин! Такой песпоряток делаит. Турма такой ната! Турма») ( Бажов:1952:2:46).
Позиция рассказчика сказов отличается ярко выраженной симпатией ко всем действиям русской стороны и антипатией к «внутреннему немцу», однако не может быть обозначена как националистическая и агрессивная. Во-первых, решающими являются социально-статусные, а не этнические характеристики немцев. Настроения героев сказов выражают, прежде всего, социальный протест и стремление к справедливости: мастеровые люди не хотят, чтобы немцы «жировали на наших хлебах», чтобы они «раздобрели на казенных харчах» (Бажов:1952:2:34,45) и т.д. Во-вторых, немцы воспринимаются дифференцированно, т.е. проводится различие между немцами - начальниками и немцами-мастерами своего дела, которым отдается должное («понимающий мужик» Штоф из сказа «Иванко Крылатко»). В изображении начальства Бажов следует как традиционной линии русской литературы (например, Н.С. Лескова и его «Железной воли»[1] ) , так и примыкает к советской традиции военных лет - карикатурного изображения немецких персонажей. В-третьих, позиция русской стороны снисходительная - мастера посмеиваются над незадачливыми пришельцами, а умелец, обманувший А. фон Гумбольдта, пишет ему саморазоблачительное письмо. Как сам рассказчик, опровергающий различные «сплетни» о том, что златоустовские мастера мастерству у немцев учились (в сказе «Иванко Крылатко»), что Аносов обманом перенял «чужую тайность» (в сказе «Коренная тайность»), так и герои сказов добиваются лишь одного – признания своего профессионализма и национальной самобытности (проявляющейся, в частности, в противопоставлении немецкому стандарту русской выдумки). Пафос такой самодостаточной позиции заключен в следующих словах: «Ну, как - русский человек! Разве ему охота ниже немца ходить? Никогда этого не бывало» (Бажов:1952:2:36). В контексте военной поры данные сказы несли печать не столько определенной идеологии, сколько исторического оптимизма и надежды: если раньше русские справлялись с немцами, то и сейчас это возможно.
Сноски:
[1] - См. также у А.И.Герцена: «Из всех правительственных немцев… русские немцы самые худшие. Немецкий немец в правительстве бывает наивен, бывает глуп, снисходит иногда к варварам, которых он должен очеловечить. Русский немец ограниченно умен и смотрит с отвращением стыдящегося родственника на народ. И тот, и другой чувствуют свое бесконечное превосходство над ним, и тот, и другой глубоко презираю все русское, уверены, что с нашим братом ничего без палки не сделаешь. Но немец не всегда показывает это, хотя и всегда бьет; а русский и бьет, и хвастается» / Герцен А.И. Русские немцы и немецкие русские// Герцен А.И.О социализме. Избранное. М., 1974, с. 454.
Список литературы:
Бажов П.П. Соч. в 3-х томах. Том второй. Малахитовая шкатулка. Книга вторая. М.. ГИХЛ, 1952.
Бажов П.П. Сказы о немцах. Свердловск, 1943;
Батин М.А. Павел Бажов. Москва, 1976. СС. 155-164.. Слобожанинова Л.М. «Малахитовая шкатулка» П.П. Бажова в литературе 30-40-х годов. Екатеринбург, 1998. СС. 115-128;
Примечание:
Реальность изображенной П.П. Бажовым картины жизни подтверждается и различными исследованиями. Так, в работе «Златоустовское художественное оружие XIX века из собрания Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи» (Ленинград, 1986 г.) говорится о мастерах из Золингена и Клингенталя, которые прибыли в Россию по приглашению царского правительства в 1814 г. - сначала 19 человек, а в 1818 г. их было уже 115 (С.7): «Нельзя не отметить, что приглашенные в Златоуст иностранные мастера щедро оплачивались и находились на фабрике в привилегированном положении. Они обособленно жили в своей колонии, где имели дома, земельные наделы, церковь и клуб, которые содержались за счет казны. Достаточно сказать, что иностранные мастера и подмастерья получали жалованье в размере ль шестисот до двух тысяч пятисот рублей в год, в то время как русские мастеровые, как правило, получали по пятнадцати копеек в день и только очень немногие – по двадцать пять-сорок копеек. Рабочий день взрослых составлял двенадцать часов в сутки, подростков - восемь. На фабрике широко применялись всевозможные штрафы и телесные наказания» (С. 8).
Следует также отметить, что фамилия немецкого мастера Штоф у П.П.Бажова перекликается с фамилией известного золингенского мастера Вильгельма Николая Шаф а(W. Schaaf), который приехал в Златоуст в 1815 с тремя сыновьями, также мастерами по обработке клинков (С.11).