С. Е. Вершинин
Непонятый мыслитель
Философия немецкого философа Эрнста Блоха (1885–1977), ставшего в немецкой и европейской культуре классиком анализа утопического сознания, написавшего известный трехтомный труд «Принцип надежды» (1954–1959), до сих пор остается непонятой в силу ряда исторических и биографических обстоятельств. С одной стороны, Блоха постоянно приписывают к марксизму – со знаком плюс или минус – и часто ограничивают поле его философствования только лишь политическим контекстом. Так, философ Ю. Хабермас назвал Блоха «марксистским Шеллингом», социолог Х. Шельски – «марксистским экзистенциальным философом» молодежного движения, а Х. Йонас противопоставил «Принципу надежды» так называемый «Принцип ответственности». С другой стороны, сами марксисты дистанцируются – раньше и теперь – от его творчества. Отстранение Блоха от активной научной и общественной жизни в ГДР после 1957 года повлияло на его биографию – переехав из США в Восточную Германию в 1948 г., Блох после начала строительства Берлинской стены в 1961 г. остался в ФРГ. Следствием такого шага стала негативная оценка и замалчивание его творчества на протяжении многих десятилетий со стороны официальных марксистов и в ГДР, и в СССР.
Последняя тенденция парадоксальным образом воспроизводилась в России в 1990 – начале 2000-х гг., когда термин «утопия» имел исключительно негативные коннотации. Как ни странно, такая ситуация сохраняется до сих пор: многие отечественные исследователи, пишущие на тему утопии и утопического сознания, избегают обращаться к творчеству Блоха, и он до сих пор остается не изученным и не понятым научной российской общественностью[1].
Выход в 2012 г. «Словаря Блоха», подготовленного членами международной «Ассоциации Эрнста Блоха»[2] (существующей с 1985 г.), позволяет снять многие стереотипы, существующие в отношении этого мыслителя как в Европе, так и в России, и составить целостное представление о его философском наследии. На наш взгляд, составителям словаря это удалось, так как упор делается не на политических, а на онтологических, гносеологических, антропологических, этических, эстетических, футурологических аспектах философии Э. Блоха. При этом следует обратить внимание на то, что авторам удалось обобщить все написанное до сих пор о Блохе и создать уникальный словарь одного философа. А ведь это достаточно редкий жанр, аналоги которого отсутствуют в современной философской культуре России. Словарь состоит из 46 обширных статей, в которых анализируются основные идеи и понятия этой философии.
При всем многообразии анализируемых тем следует обратить внимание на несколько сквозных сюжетов, проходящих красной нитью через весь словарь.
Во-первых, это подчеркивание динамизма Блоховской философии. «S еще не P» – этой формулой выражен один из основных смыслов этой философии. Философия Блоха – это открытая система, которая оперирует не столько готовыми понятиями, сколько доказывает: сам мир еще не готов, он находится в становлении и потому сами понятия не должны браться как ставшие, а скорей также как становящиеся отображения становящихся сущностей. Онтология у Блоха – это онтология «Еще-не», «Еще-не-Бытия» (статья «Noch-Nicht»), которая конкретизируется через понятия устремленной вперед материи («Materie nach vorwaerts») и гуманизации природы, ее альянса с человеком («Naturallianz»). Примечательно то, что в статьях посвященных природе, идеи Блоха, в частности идея субъектности природы или более широко, натурфилософия, помещаются в контекст современных дискуссий о синергетике и экологии. При этом авторы статей не ставят своей целью апологию творческого наследия мыслителя, а скрупулезно отмечают как актуальные, так и устаревшие положения его философии.
Во-вторых, это демонстрирование вписанности Блоха в западноевропейские философские традиции и в то же время наличия у него оригинальных философских идей. С одной стороны, Блох продолжает линия философствования, идущую от греческих стоиков, Аристотеля, через Спинозу и Шеллинга, и двигается параллельно Ж.-П. Сартру. С другой стороны, он встает в решительную оппозицию к некоторым классикам европейской философии, прежде всего к Платону. Совершенно иной, чем у З. Фрейда и К. Юнга, оказывается и трактовка такого феномена, как мечта. Если Фрейд опирался на анализ «ночных мечтаний» («Nachttraum») (что в русском переводе дается очень усеченно как «сновидение»), то Блох активно использует понятие «дневная мечта» («Tagtraum») и указывает на осознанность и социальный характер этих «экспериментов совершенства в фантазии». Другое понятие – «темнота проживаемого мгновения» (статья «Dunkel des gelebten Augenblicks»), которое по своему содержанию противоположно понятию «естественной установки» известного феноменологического социолога А. Шюца. На наш взгляд, понятие «темнота проживаемого мгновения» может использоваться не только при анализе жанров искусства (например, детектива), но и при популярном сегодня анализе различных феноменов повседневности – вместе с категориями «Фронт», «Следы», «Латенция (Latenz)», каждой из которых посвящена отдельная статья.
В-третьих, это методологический анализ обширного понятийного аппарата, связанного с проектированием будущего. Как известно, Блох в своих произведениях собрал целую энциклопедию социальных, архитектурных, медицинских, технических, географических и прочих утопий. В данном же словаре, в статьях «Возможность» «Новум», «Ультимум», «Тенденция», «Объективная фантазия», «Надежда», делается акцент на выявлении методологических оснований блоховской интерпретации феномена утопизирования.
В статье «Утопия» подчеркивается, что у Блоха речь всегда идет о «конкретной утопии», имеющей множество оттенков: она выступает как свойство материи, как модус реальности, как неотъемлемое свойство человека. При этом акцент делается на один из важнейших вопросов в данной теме: как и насколько утопия может быть опосредована реальностью? – ведь именно в этом пункте обнаруживается слабость конструкций таких известных теоретиков как, например, К. Маннгейм или П. Тиллих. Второй обсуждаемый вопрос: можно ли разорвать связь утопии и насилия, проявлявшуюся как в самих утопических учениях, так и подчеркивающуюся в критике утопистов, например, Х. Фрайером или К. Поппером? Авторы этой и других статей демонстрируют стремление Блоха противопоставить этой трактовке онтолого-антропологическую укорененность утопического в самом окружающем мире.
Особо следует сказать о понятии «неодновременность» (статья «Неодновременность, одновременность, сверходновременность»). Это понятие помогло Блоху в 1930-х гг. дать свою оригинальную интерпретацию феномена германского нацизма. В современных условиях эвристический потенциал этого понятия оказывается востребован: как можно без него анализировать процессы трансформации бывших советских обществ и России? – ведь последнюю можно рассматривать, перефразируя выражение Блоха, как «классическую страну неодновременности». Как изучать развитие глобального конфликта различных светских и религиозных обществ, не вводя экономические, политические, культурные параметры неодновременности?
Примечательной является и статья «Родина», в которой подчеркивается активистский характер Родины. В этой теме Блох снова идет на обострение отношений с массовым сознанием и историческим традициями – согласно его позиции, Родина создается самими людьми и помещается в будущее, а не в прошлое. Эта незавершенная мыслительная модель, содержащая в себе черты совершенства, дает возможность противостоять нарастающему отчуждению и критиковать существующее положение дел.
Наконец, следует успокоить обеспокоенных читателей-марксистов: практически во всех статьях так или иначе присутствует анализ отношения Блоха к К. Марксу – наряду со специальной статьей «Марксизм». Специфику же этого отношения легче понять через введенное Блохом разделение марксизма на холодное и горячее течение как в теории, так и на практике (статья «Kaeltestrom-Waermestrom»). Холодное течение означало критику идеологии, анализ исторических и экономических ситуаций, а теплое течение – обращение к моральным ценностям, объективной фантазии, предвосхищению будущего.
В заключение подчеркнем еще раз важность введения основных идей философии Э. Блоха в отечественную философию и общественное сознание. Современное социальное положение России – с ее нарастающим комом экономических, социальных, культурных проблем – не оставляет места историческому оптимизму. Напротив, Э. Блох призывает к широкому и целостному взгляду на мир, опирающемуся не только на прошлое, но и на будущее. Блоховская критика платонизма оказывается очень актуальной для России, поскольку сосредоточение на прошлом и на припоминании приводит к мировоззренческому и теоретическому консерватизму и препятствует тематизации будущего. Понятие «конкретная утопия» позволяет не только критически учесть исторические уроки реального социализма, но и включить в социально-политические проекты мобилизующий ресурс предвосхищения. Эти моменты могут оказаться полезными при выработке позитивной национальной идеи будущего России.
Опубликовано в: Известия Уральского федерального университета. Серия 3. Общественные науки. 2013, № 3(118). С.214-218.
[1] Исключение составляют немногие отечественные авторы, среди которых следует назвать И. А. Болдырева с его работой «Время утопии. Проблематические основания и контексты философии Эрнста Блоха». М., 2012. Издательство: Государственный университет – Высшая школа экономики.
[2] Инициаторами создания словаря являются Дорис Цайлингер – исполнительный секретарь Ассоциации Эрнста Блоха (Нюрнберг), Райнер Циммерман – профессор философии (Мюнхен), Беат Дичи – управляющий делами благотворительной организации «Хлеб для всех» (Берн).