С.Е. Вершинин, О.И. Власова

Представления молодых россиян о своем пенсионном будущем

Работа выполнена при финансовой поддержке гранта РГНФ № 15-33-01012
«Пенсионные стратегии молодого поколения россиян»

В статье рассматриваются представления молодых россиян о своем пенсионном будущем, полученные при анализе работы фокус-групп. Отмечается преобладание краткосрочной временной ориентации при планировании индивидуальной и групповой жизни, ярко выраженное недоверие к социальным институтам.

Ключевые слова: пенсионное будущее, пенсионная политика, социальное недоверие, краткосрочная ориентация, модели экономического поведения.

Проблема реформирования системы пенсионного обеспечения населения стала одной из самых обсуждаемых в средствах массовой информации и политических институтах-партиях, Государственной думе, правительстве и т.д. Эта реформа в самом общем виде должна распространяться, с одной стороны, на различные государственные и негосударственные организации, с другой стороны, на население России. В данной статье мы будем рассматривать, прежде всего, второй аспект проблемы, а более конкретно - представления молодых россиян – жителей мегаполиса - о своем пенсионном будущем. В рамках грантового исследования нами были проведены три дискуссионные фокус-группы с молодежью в возрасте 25-35 лет, имеющей разные ориентации на пенсионное будущее. В состав первой группы (1) вошла молодежь, не имеющая никаких представлений о пенсионном инвестировании, о порядке формирования будущей пенсии, не интересующаяся состоянием и изменениями пенсионного законодательства. Участники второй фокус-группы (2) представляли собой потенциальных инвесторов, это молодые люди, которые в среднесрочной и долгосрочной перспективе планируют совершать действия, связанные с инвестированием в будущую пенсию. Третья группа (3) – молодежь, совершающая в настоящий момент инвестиционные вложения в будущую пенсию, интересующаяся проблемами пенсионной сферы. Полученные результаты позволяют сделать следующие выводы.

Представления молодых россиян о своем пенсионном будущем проявились отчетливее всего по отношению к историческому времени и к социальным институтам.

Прежде всего, это общий вопрос о будущем - как его видят и воспринимают молодые россияне. Здесь можно выделить количественные и качественные аспекты. При решении вопроса о том, на сколько лет вперед заглядывают вперед участники всех трех фокус-групп, выяснилось, что временная дистанция определяется достаточно ограниченно – большинство участников всех трех фокус-групп называли срок 5-10 лет. Это время, на которое распространяется планирование своей личной, профессиональной и cоциальной жизни. Это означает, что преобладает краткосрочная ориентация. Для прояснения подобной ориентации возможно использование классификации культур известного голландского социолога Г. Хофштеде. Сравнивая различные культуры по определенным показателям, он пришел к выводу, что одной из важнейших характеристик является ориентация как всей культуры, так и ее отдельных представителей на короткое или длинное время. В результате в той или иной культуре преобладает долгосрочная или краткосрочная ориентация как образец группового и индивидуального поведения[1].

Но почему отсутствует долгосрочная ориентация у наших – российских - респондентов? Здесь следует указать на несколько обстоятельств, затрудняющих, по нашему мнению, использование такого типа временной ориентации.

Во-первых, это объективно большая временная дистанция. Молодые люди вряд ли будут задумываться о том, что будет в необозримом будущем: «Накопленный опыт российского пенсионного реформирования говорит о том, что человек, начинающий работать, даже приблизительно не может представить, что будет с его отчислениями в пенсионную систему через 40 лет, к моменту его выхода на пенсию» [4].

Во-вторых, это специфически русско-российское отношение к историческому времени, о котором писал еще Д.С. Лихачев. Будучи специалистом по Древней Руси, он обратил внимание, что все письменные и устные тексты свидетельствуют о постоянном и напряженном интересе к прошлому и уповании на будущее, которое всегда предстает в мифологизированном виде. Настоящему в его исторически-конкретной, повседневной, социальной форме места нет [6]. Другие исследователи русской культуры, в частности, Ю.Лотман и Б. Успенский также отмечали «сжатость» настоящего полюсами прошлого и будущего, и квалифицировали отношение к историческому времени как преимущественно утопическое [7].

В-третьих, это культурно-исторический поворот от социализма к капитализму, который повлек за собой изменение множества ценностных ориентаций. Советская культурно-идеологическая стратегия делала упор на прошлое и будущее. Прошлое выступало в двух ипостасях: как мрачное царское и славное революционное. Будущее выступало как гармоничное состояние, где были решены многие проблемы, существующие в настоящем. Настоящее рассматривалось как некое промежуточное состояние, в котором прошлое представлено «пережитками», подлежащими искоренению, а в настоящем уже присутствуют «ростки будущего», на которые необходимо ориентироваться [5, 9]. Кроме того, от каждого человека требовалась активная вовлеченность в актуальные процессы, умение быстро реагировать на изменения в текущей политике, а забота о собственном будущем передоверялась властным инстанциям. Советская система к концу эпохи сталинизма выработала способы закрепления человека по месту жительства [прописка] и по месту работы. Постоянство и привязанность каждого работника к своей организации [борьба с «летунами»] давала гарантии благополучного будущего. Размер пенсии полностью зависел от этого постоянства, а также непрерывной вовлеченности в государственную службу. В этом плане отдельное, индивидуальное будущее не было предметом специальной заботы, главное, чтобы гражданин демонстрировал преданность построению общего государственного будущего, каким бы неопределенным оно не казалось.

Напротив, современная постсоветская культурная стратегия настаивает на жизни в настоящем, и, главное, на успешности сегодня. Общество массового потребления предполагает активное погружение в настоящее, использование различных благ и услуг здесь и теперь. «Текучая современность» в обществе модерна означает, что все быстро изменяется, а опыт одних поколений становится непригоден для других [1]. Применительно к нашей ситуации это означает, что первые молодые «капиталистические» поколения, входящие на рынок рабочей силы и услуг, не имеющие исторического опыта старения и получения пенсии, активно пользуются этими благами и услугами, а господствующая идеология потребления препятствует размышлению о далеком будущем.

В-четвертых, существуют политические причины сосредоточения на настоящем. Отсутствие долгосрочной, хорошо продуманной, стратегии развития страны - не столько в экономическом, сколько в социальном и культурном аспектах - создает ощущение нестабильности как в правящей политической, экономической и других элитах, так и на уровне широких слоев населения.

В рамках нашего анализа важно отметить непредсказуемость социальной политики правящей элиты. Достаточно посмотреть на публикации первого полугодия 2015 года, чтобы заметить серьезное противостояние двух блоков нынешнего правительства - экономического и социального. Как известно, за повышение, например, пенсионного возраста выступает финансовый блок - в частности, глава Министерства финансов А. Силуанов, глава Российского союза промышленников и предпринимателей А. Шохин, первый вице-премьер И. Шувалов, глава министерства экономического развития А. Улюкаев, бывший министр финансов А. Кудрин. Напротив, за сохранение существующего пенсионного возраста выступают президент РФ В. Путин, премьер-министр РФ Д. Медведев, вице премьер РФ О. Голодец, руководитель комитета Госдумы А. Исаев. Другой пример: на прошедшем в июне 2015 г. в Санкт-Петербурге экономическом форуме: О.Ю. Голодец утверждала, что мораторий на накопительную часть пенсий может быть продлен, а И. Шувалов тут же заявлял обратное [12]. Непонятна и ситуация с отказом от индексации пенсий на уровне инфляции [10].

Постоянные дебаты вокруг накопительной части пенсии, дискуссия вокруг вопроса о невозможности повышения пенсии в соответствии с нормой инфляции, которые должны были бы вестись с участием экспертов, политиков, представителей общественности, превратились в публичное вбрасывание мало продуманных версий. Такая политическая практика создает достаточно нервозную обстановку, на которую молодые работники отвечают отказом от будущего. Респонденты утверждают: «прогнозировать бесполезно», «ну, мы реально живем всю жизнь в хаосе, можно сказать, так наша страна живет. Все меняется кардинально практически с каждым днем. Вообще кардинально… не то чтобы чуть-чуть» (1), «у меня, наверное, планы в лучшем случае на год, дальше загадывать не стоит, потому что не известно, что произойдет в нашей стране, судя по тому, какая экономика и что происходит, ну, пока работать» (3) .

Неопределенность коллективного будущего переносится и на собственное личное, семейное, групповое будущее и создается впечатление, что существует симметрия неопределенности коллективного и индивидуального будущего.

Однако, если долгосрочная ориентация отсутствует или присутствует минимально, то задумываются ли вообще молодые люди о старости? Исследование показало, что можно обнаружить несколько поводов. Самым распространенным является обсуждение в кругу близких родственников предстоящий выход на пенсию родителей, дедушек и бабушек. Среди других поводов назывались: вид нищих бабушек на улице, болезни родственников старшего поколения, смерть близких людей [«мама на пенсию выходит», «родители достигли пенсионного возраста» (1), (2). Судьбы стареющих близких часто вызывают тревогу, косвенно свидетельствующую и о тревоге за собственное будущее. Это свидетельствует о том, что импульсы к размышлению и определенные действия респондентов исходят чаще от семейного и реже – от профессионального окружения, а не являются реакцией на предлагаемые социальные инициативы различных пенсионных фондов.

Если же реакция есть, то она носит негативный характер «все эфемерное», «НПФ - это финансовая пирамида» (2). НПФ представляют абсолютно новые для России финансовые институты, предполагающие длительный цикл инвестирования, которых ранее не существовало. Большое значение имеет и отсутствие в репрезентациях молодого поколения реальных примеров их эффективности: «В самом деле, непрозрачность, то есть я не вижу, куда, допустим, отчисляется и отчисляется ли вообще, то есть, даже если негосударственный фонд, где процент может быть выше, тоже непонятно, в самом деле ли это так или, может быть, 5-6 процентов, а платят два или вообще ничего не платят» (1), «заявление-то я написала, но информации дальше, что с этим сделалось, перевелось ли, открылся ли у меня какой-то счет, у меня нет никакой информации. То есть меня никто не ставит в известность дальше. Что будет с этим? Зачем я вообще это сделала?» (2).

Как интерпретировать вышеуказанное обстоятельство? Нам кажется, что здесь на сознание и поведение индивидов оказывает влияние такой важный фактор, как социальное недоверие. Оно существует у населения в целом, и молодежи, в частности, по отношению к экономическим и политическим социальным институтам.

Сначала следует отметить общепризнанный факт, что переход от одного типа обществ к другому всегда связан с изменением геометрии доверия и недоверия. Например, в традиционных обществах индивиды в своих взаимодействиях опираются на родственные, соседские, общинные взаимосвязи, местные традиции. Резкое разделение на своих и чужих означает, что доверие направлено на своих, а недоверие против конкретных и обобщенных чужих. Напротив, развитие капитализма и переход к индустриальному обществу способствует росту доверия к «чужим» - социальным институтам рынка, бизнеса, политической системы и т.д.

В своеобразной форме тенденция доверия к социальным институтам культивировалась и в советском обществе – как доверие к правящей коммунистической партии, профсоюзам, системе образования, армии, трудовому коллективу. Доверие и недоверие к родственникам, друзьям, знакомым, коллегам стало производным от доверия или недоверия к какому-либо социальному институту[2]. Следовало доверять скорее другим, чем себе – таков был один из механизмов формирования социальности [11].

Напротив, в постсоветском обществе ситуация изменилась на противоположную. В условиях слабости социальных институтов, неустойчивости экономической жизни и прочих обстоятельств, происходит отказ от доверия социальным институтам, в данном случае государству и его пенсионной политике[3]. Респонденты отмечали в своих высказываниях, что не доверяют банковским вкладам, акциям, покупке недвижимости. Диапазон реакции в данном случае достаточно широк: от отказа перечислять часть своего заработка в пенсионные фонды до подозрительного отношения ко всем нововведениям и инициативам, идущим сверху. Здесь имеет место сочетание незнания - многие респонденты отмечали, что не знают про пенсионную политику государственных и негосударственных пенсионных фондов – и априорного недоверия государственной политике.

Радиус доверия сужается и замыкается на небольших кругах своих родственников, знакомых, одноклассников, бывших соучеников по университету. Происходит скорее выстраивание доверия по горизонтали и недоверия по вертикали - к местным и федеральным властям, государству в целом, политическим партиям и т.д. Есть и другие варианты, о чем говорили респонденты на фокус-группе инвесторов, когда руководство организации приводит представителя негосударственного пенсионного фонда и работники под прямым или косвенным давлением соглашаются перечислять взносы в этот фонд.

Недоверие усугубляется еще и тем, что, на наш взгляд, существуют различные модели экономического поведения, которые условно можно обозначить как «модель сверху» и «модель снизу». Модель экономического поведения, предлагаемая и предполагаемая экспертами правительства и политическими чиновниками [«модель сверху»] – это модель человека, который самостоятельно принимает решения, индивидуально оценивает риски, минимизирует издержки и занимается разнообразными инвестициями. Во главу угла здесь ставятся экономически эффективные показатели – говоря традиционным социологическим языком, это экономическое целерациональное действие. Для оптимального расчета своего пенсионного будущего требуется рациональное понимание пенсионной политики, умение прогнозировать тенденции развития общества и своей профессии, осознание собственной ответственности за свое будущее и будущее своей семьи.

Модель экономического поведения, наблюдаемая у многих молодых россиян [«модель снизу»] и которую мы зафиксировали в ходе проведения фокус-групп – это модель человека, который ориентирован на семью или неформальную группу, который социализирован, то есть придерживается принятых в данной культуре не только норм и правил, но и даже традиций. Он может быть социально инертен, то есть повторять образцы поведения своих родителей – не слишком задумываться о будущем, полагаться на государство и т.д. Ответственность и выбор определенной пенсионной стратегии в таком случае, во-многом, перекладывается индивидом на внешние факторы и других субъектов пенсионной политики. Такое поведение индивида может быть названо экономически ценностно-рациональным.

Эти модели противоречат друг другу с точки зрения основных ценностных ориентаций. Преодоление подобного расхождения двух моделей осуществляется со стороны разработчиков и представителей пенсионной системы путем демонстрации ужасающих последствий для тех, кто не примет данную реформу или не платит налоги. Однако внедрение пенсионного реформирования путем устрашения имеет мало шансов на успех. Респонденты не раз подчеркивали - необходима «открытость пенсионной политики», «глобальный интерактивный форум», «онлайн-контроль» за формированием своего пенсионного счета.

Здесь возникает вопрос о степени влияния внешних факторов - например, все чаще повторяющихся вбросов информации о дефиците бюджета ПФР, об увеличении трудоспособного возраста - на принятие собственных решений: «Нет смысла обсуждать - из-за новостей», а на вопрос, что же будут делать нынешние молодые люди, когда достигнут пенсионного возраста, следует достаточно типичный ответ: «Работать… В огороде работать»[4].

Это обстоятельство, на наш взгляд, скорее повышает негатив отношения к социальным институтам – как некий общий знаменатель, который потом может оказать влияние на выбор одного из двух вариантов собственной пенсионной стратегии: индивидуализации решений о своем финансовом будущем или пассивном принятии существующих тенденций. Нам кажется, что существует некая социальная инерция на индивидуальном уровне. Государство, как и прежде, несет, по мнению респондентов, главную ответственность на пенсионную политику и при этом на нее нельзя никак повлиять: «гражданин ничего не может сделать», его мнение «никак не повлияет»…

Если принимается такая социальная позиция, то молодые россияне просто повторят судьбу своих родителей в советское время. Они будут стараться сделать карьеру, но что будет с накопленными деньгами через 30 лет, никто не может сказать. Здесь следует отметить определенный элемент незнания: хотя пенсионный калькулятор уже существует и можно гипотетически посчитать размер своей будущей пенсии, но присутствующие на всех фокус-группах вообще не упоминали его. Данную ситуацию можно представить и как противоречие между потенциальной экономической свободой и актуальными практиками ее использования: незнание сочетается с неумением и нежеланием пользоваться существующими возможностями. Если и говорить о проекте будущего, то это скорее некая темпоральная осторожность - лучше пожертвовать потенциальной экономической свободой в пользу авторитарной, но относительно надежной системы распределения. Ответственность государства - в этом пожалуй, единственная точка схождения интересов верхов и низов. Остается принять модель патерналистского поведения, и потому в ответах подавляющего числа респондентов на вопрос, кто несет ответственность за формирование пенсий, звучал один ответ - государство. Некоторые респонденты указывали на возможность крупных компаний выплачивать корпоративную пенсию.

С другой стороны, новая капиталистическая действительность[5] и новые образцы поведения заставляют думать о своем индивидуальном будущем и потому стараться что-то приобрести на будущее - акции, металлы, недвижимость. На вопрос, от чего зависит увеличение пенсии, ответы были таковы: «высокая белая заработная плата», «стаж работы», «вид деятельности», «государственный или негосударственный пенсионный фонд». Таким образом, можно зафиксировать противоречивое сочетание патерналистских и индивидуалистских настроений у опрошенных респондентов.

Во что же будут вкладываться молодые люди? Если рассматривать финансовое поведение в трех аспектах – как пенсионное, сберегательное и инвестиционное поведение – то можно констатировать первенство инвестиционного поведения по сравнению с первыми двумя аспектами. Оно выглядит наиболее реальным, однако скорее это инвестиции в настоящее, а не в будущее время. На вопрос: «У вас появилась сумма денег, не на неотложные нужды, на что вы их используете?» респонденты отвечали, что используют эти деньги на «путешествие, квартиру, земельный участок, фонд помощи бабушкам, помощь детям, просто отложила бы»… Это имущественные вложения или действия снова демонстрируют ориентацию на немедленный результат, а если речь идет о социальной солидарности, то также только в форме немедленной отдачи. А об общественном договоре между поколениями вообще нет речи.

Заключение.

Проведенное исследование показало наличие противоречивого отношения к государственной пенсионной политике. С одной стороны, негативное отношение вызывает непрозрачный механизм формирования пенсий в государственном пенсионном фонде России, а также негосударственные пенсионные фонды. В групповой дискуссии присутствовало общее ощущение того, что государственный пенсионный фонд [ПФР] не сможет обеспечить достойное качество жизни. С другой стороны, надежды возлагались большинством именно на государство и государственную пенсионную политику. И вместе с тем состояние неопределенности оказывает решающее влияние на представления о своем пенсионном будущем - как выразился один из респондентов, «а вдруг все будет не так?».

Ответы респондентов свидетельствовали о недостаточной информированности по поводу происходящих перемен в пенсионной политике. При переходе от государственно-патерналистской системы пенсионного обеспечения к индивидуально-накопительной [сочетание страховой, накопительной, корпоративной и пр. пенсий] необходим новый финансовый всеобуч населения. Финансовое просвещение должно быть значительно усилено – сами респонденты неоднократно предлагали начинать его со школы.

Во-вторых, состояние неопределенности по поводу своего пенсионного будущего переходит в стратегии личного и коллективного недоверия к системе пенсионного обеспечения. Такое недоверие заставляет сокращать горизонты планирования своего будущего до 5-10 лет и делать упор на жизнь в настоящем. Таким образом, далекое пенсионное будущее перестает существовать для многих респондентов как тема для размышлений и реальных действий.

Список литературы

S.E.Vershinin, O.I.Vlasova
Representations of young Russians about their retirement future
The article discusses the views of young Russians about their future pension received at the analysis of the focus groups. Prevalence of short-term temporal orientation in the planning of individual and group life, pronounced distrust of social institutions.

Keywords: Pension future, pension policy, social distrust, short-term orientation, models of economic behavior

References

Опубликовано в : Вершинин С. Е., Власова О. И. Представления молодых россиян о своем пенсионном будущем // Вестник Челябинского государственного университета. 2015. № 26 (381). Философия. Социология. Культурология. Вып. 38. С. 124–130.

[1] Для долгосрочной ориентации характерны такие культурные ценности как бережливость, настойчивость, расчетливость. Это наиболее заметно в странах Юго-Восточной Азии. Для краткосрочной ориентации характерны уважение традиций, выполнение общественного долга, и защита своего «лица». Это заметно в западноевропейских странах. См., например:[13].

[2] Мы имеем в виду, прежде всего, русский этнос. В других этнических – более традиционных - группах ситуация может выглядеть иначе.

[3] См., например, раздел: «Товарищи» и «враги»: советское общество доверия» в журнале Неприкосновенный запас [8]

[4] Некоторые чиновники-теоретики пенсионного дела относятся к подобного рода перспективам с некоторым высокомерием: «Большинство сейчас выбирают стратегию работать до смерти. Мне кажется, что это извращенное понятие старости» [3]. Однако как должен выживать будущий пенсионер?

[5] См., например, о стадиях капитализма и соответствующих им типам воодушевления и режима оправдания - [2].