Продолжение:  § 2. Неизбежность самодеструкции просвещенного мира

Во-вторых, с позиции телеологии обозначенного феномена, выделяется функция ориентации, так как деструкция задает вектор движения истории: «Властвующий дух, начиная с Гомера и кончая модерном, стремится проложить свой путь между Сциллой регрессии к простому воспроизводству и Харибдой необузданной исполненности всего и вся; он с давних пор привык относиться с подозрением ко всякой иной путеводной звезде, кроме звезды меньшего зла»[1]. Стремление к власти как основа деструктивной стратегии ведет к тому, что история человечества становится историей порабощения человека, т.е. движется в сторону увеличения деструкции.

В–третьих, функция обновления социума заключается в ломке традиционных устоев. Процесс самодеструкции ведет к увеличению недоверия[2] к прежнему образу жизни, традициям и истории как таковой. «Впряженное в упряжку господствующего способа производства, Просвещение, стремящееся подорвать ставший репрессивным миропорядок, ликвидирует само себя»[3], - пишут авторы «Диалектики Просвещения». Способность к саморазвитию деструкции в обществе обуславливает функционирование механизма инноваций, производящего трансформацию традиций, переосмысление накопленного опыта и новое наполнение прежних социальных форм. Однако, пессимистическая позиция Хоркхаймера и Адорно, выражающая телеологический подход в трактовке социальной деструкции, приводит к однозначному выводу: саморазрушение европейской цивилизации становится неуправляемым и неотвратимым процессом. Безудержное, «самим собой овладевшее, ставшее насилием Просвещение, способно само преступать границы Просвещения»[4], разрушая и саморазрушаясь.

В ходе исторического процесса самодеструкция не только функционирует во всех сферах жизни общества, но и с течением времени все больше и больше углубляется. Среди основных факторов усиления самодеструкции, следуя логике Хоркхаймера и Адорно, можно выделить технологический и политический аспекты.

Если Гегель писал про хитрость Абсолютного Духа, управляющего людьми как марионетками, то франкфуртцы говорят уже о том, что человека покорила им же созданная техника, продукт человеческого разума. Надындивидуальный источник негации трансформируется в механизм социальной манипуляции для европейской цивилизации, приводя в действие деструктивные процессы.

Западная цивилизация, по убеждению Хоркхаймера и Адорно, стала заложницей  техники, которая вынуждает человека жертвовать природой и собой как частью природы. Применение машин в сфере физического труда привело человека к утрате навыков и умений, необходимых для полноценной жизни. Без машины человек теряет свою полезность для общества и способность выживать.

Изначально техника-посредник была призвана удовлетворять жизненные человеческие потребности, однако выяснилось, что потребности постоянно увеличиваются. При этом, констатируют Хоркхаймер и Адорно, под видом человеческихначинают выступать потребности производства, а затем и искусственно сконструированные потребности (реклама, статусное потребление, стиль жизни). Искусственные для человека потребности естественны только для искусственного мира. Поэтому техника разрастается, вытесняя и даже уничтожая человека[5].

В результате появления техники как посредника между людьми, между человеком и природой происходит усложнение взаимодействий. На усиление человеческого внедрения природа отвечает разрушением человеческого мира. Чем ближе к ХХ в., тем масштабнее становятся различные природные катаклизмы и катастрофы. Век Просвещения принес уверенность, что все проблемы человечества разрешат наука и новая техника. Однако множество открытий и изобретений не только не убавило количества проблем, но привело их к качественным изменениям, то есть к трансформации в глобальные проблемы современности, от решения которых зависят судьбы человечества и сохранение самой жизни на Земле.

Идеи Гегеля относительно негативности, идущей от вожделеющего самосознания, о взаимосвязи власти, насилия и разложения, Хоркхаймер и Адорно развивают следующим образом: углублению самодеструкции Просвещения способствует политика. Франкфуртцы критикуют политическую форму воздействия на человека за то, что политические идеи и осуществление практической политики директивно и с помощью манипуляции внедряются и приводят к тому, что взаимодействие политической элиты и народных масс трансформируется в «безмятежное согласие между всевластием и бессилием, которое само является неопосредованным противоречием, абсолютной противоположностью примирения»[6].

Политическая власть владеет сильными механизмами подавления, скрытой и явной идеологией, транслируемой через массовую культуру, сильной именно тем, что члены этого общества верят в то, что живут они в свободном и удобном мире. В.С. Мартьянов отмечает, что «проект Просвещения изменил культурную матрицу власти. Политика пришла в идеологическую фазу, где парадигма легитимности власти опирается уже на порядок рационального»[7]. Идеология и пропаганда превращают язык в инструмент манипуляции людьми. Но, согласно «Диалектике Просвещения», пропаганда неотделима от лживости, она мизантропична. Благодаря пропаганде суть политики редуцируется к искусству говорения.

Одним из главных способов манипуляции в обществе Адорно и Хоркхаймер выделяют моделирование искусственного образа внешнего врага. Поскольку одной из главных задач политиков и военачальников является предвидение опасности, они успешно этим пользуются, конструируя угрозы для консолидации народа и возможности им манипулировать. Разжигание вражды и розни поддерживается политически: «растрезвоненная политиками противостоящих лагерей непримиримость идеологий сама является всего-навсего идеологией слепой констелляции власти»[8].

Апофеозом самодеструкции западной цивилизации в «Диалектике Просвещения» предстает возникновение фашизма как деструктивной политической модели, являющейся логическим итогом Просвещения. «Подобно тому, как свергнутый бог возвращается в обличии более жестокого идола, прежнее буржуазное охранительное государство возвращается в насилии фашистского коллектива»[9]. Любая конкуренция, свойственная гражданскому обществу, предотвращается властью, а от общественного договора фашизм оставляет «в силе только ту принудительную насильственность всеобщего, которую навязывают остальному человечеству его прислужники»[10].

Политика становится инструментом господства и проводником социальной деструкции: через политику не только поощряется, но и взращивается неграмотность, безынициативность, равнодушие индивидов, характерное для массового общества. Цензурные механизмы, контроль со стороны государства приводит к «блокированию способности к теоретическому воображению и мостит путь политическому безумию»[11]. Идеологические способы внушения искореняют критичность и независимость мышления. Как правило, политический дискурс широко использует деструктивные механизмы воздействия на личность. «Все то, что с самых давних пор было принудительным, подневольным и иррациональным в психологическом механизме, тщательно подверстывается сюда»[12]. Хоркхаймер и Адорно справедливо полагают, что такая политическая платформа «в точности соответствует деструктивно-конвенциональному синдрому»[13].

Итак, в силу того, что отношения человека с природой построены на неэквивалентном обмене и обмане, в ходе исторического процесса углубляется главная черта Просвещения - самодеструкция, пронизывающая все сферы социокультурного бытия, среди которых наиболее разрушительными становятся технологическая и политическая стороны жизни общества, поскольку внедрение и рост социальной деструкции во многом зависит от политических и технологических способов манипуляции обществом.