§ 1. Злокачественная агрессия как основа деструктивности

Фромм начинает анализ деструктивности с критики учений об агрессивности в инстинктивизме - отдельных положений философии З.Фрейда, К.Лоренца[1] и бихевиоризме - идеи Б.Скиннера[2] и др.

Агрессивность человека в инстинктивизме предстает как биологический фактор психической жизни. Периодически агрессивность накапливается и ищет разрядки в агрессивных поведенческих актах. Представителем инстинктивистской трактовки агрессии является З. Фрейд, взгляды которого были рассмотрены нами выше.

Анализируя идеи Фрейда, Фромм отмечает, что заслугой австрийского мыслителя является его переход от механицизма и физиологизма к биологическому восприятию организма как целое. Однако, по мнению Фромма, редукционизм многообразия жизненных проявлений к двум инстинктам у Фрейда оказывается неубедительным. Фромм указывает также на несостоятельность такой дихотомии в случае с животными, поскольку нет достаточных эмпирических доказательств наличия инстинкта смерти у неагрессивных видов животных.

В рамках инстинктивизма Фромм анализирует теорию человеческой агрессивности К. Лоренца, разработанную в результате изучения поведения животных. Лоренц считает, что агрессия развивается из инстинкта борьбы за выживание. Этот инстинкт развился в ходе эволюции и выполняет три важные функции: 1) борьба географически рассредоточивает представителей видов, 2) агрессия способствует улучшению генетический фонд вида, так как только более сильные особи оставляют потомство, 3) агрессивные представители способны лучше защитить и обеспечить выживание потомства. 

Фромм критикует позицию Лоренца и Фрейда, разными путями пришедших «к одному и тому же представлению о человеке как о существе с постоянно возникающей агрессивно-деструктивной энергией, которая не может долго находиться под контролем. И если у животных энергия такого рода – всего лишь «так называемое зло», то у человека она превращается в настоящее зло, хотя, по Лоренцу, и не имеет злокачественных корней»[3]. Фромм осуждает биологический подход, перекладывающий ответственность за агрессивность на неподвластную человеку сферу – биологические инстинкты, бессознательное. Получается, что агрессия коренится в животной природе человека, в неодолимом инстинкте, и самое лучшее для людей, как говорит Лоренц, - постараться понять, что сила и власть этого влечения являются закономерным результатом эволюции[4]. Слабая сторона теории инстинктивистов, отмечает Фромм, в том, что, доказывая естественность и неизбежность агрессии, они вместо попытки искать возможности контроля внутренней агрессии для сохранения мира ограничиваются общими предостережениями о дезинтеграции общества в случае функционирования неправильных моделей социального поведения.

Тем не менее, о существовании объективных биологических факторов, влияющих на агрессивный потенциал человека убедительно свидетельствуют современные исследования[5]. Например, деструктивные проявления личности усиливаются при гипогликемии или повышенной концентрации серотонина в ткани мозга. Половые гормоны, особенно тестостерон, могут способствовать возникновению стремления к деструктивной деятельности. Дефект в гене МАО (перевозбуждение мозга) и наличие лишней Y-хромосомы усиливает склонность человека к суициду и немотивированной агрессии[6]. Однако нейрофизиологические причины человеческой деструктивности остаются недостаточно исследованными и требуют дальнейших подтверждений. На наш взгляд есть все основания полагать, что причины деструктивной деятельности человека несводимы только к биологии и физиологии. Анализируя феномен деструкции всегда нужно иметь в виду, что нейрофизиологические процессы протекают в социокультурном контексте.

Бихевиористские концепции представляют противоположную точку зрения в понимании агрессии, считая ее только поведенческим проявлением.  Бихевиоризм, по мнению Фромма, рассматривает агрессивность только в контексте визуального поведения, исключая из анализа целостную человеческую личность, которая не исчерпывается только наблюдаемым. В итоге он не в состоянии объяснить психические импульсы, не являющимися ответами на вызовы среды. Фромм, осуждает, например, Б.Ф. Скиннера за апологию технологической эпохи и технологии положительного стимулирования, которая приводит к обществу конформных индивидов, где нет места личности, действующей ответственно в социальном процессе.

В целом же Фромм критикует инстинктивистские и бихевиористские концепции за редукционизм: сведение понимания человека или наследственным моделям поведения, или к бездумному воспроизведению сегодняшних социальных схем. Поэтому Фромма не устраивают существующие теории агрессии, и в своих антропологических поисках он подходит к необходимости более тщательного и взвешенного исследования человеческой деструктивности.

Концепцию деструктивности Э. Фромма мы можем назвать социально-исторической, продолжающей традицию Франкфуртской школы, в отличие от вышеуказанных биологических трактовок. Если М. Хоркхаймер и Т.В. Адорно рассматривают социальную деструкцию в рамках истории европейской цивилизации, Г. Маркузе – на примере индустриального одномерного общества, то Фромм развивает эту тему применительно к личности. Фромм определяет сущность своего подхода так: «Мы заменяем фрейдовский физиологический принцип объяснения человеческих страстей на эволюционный социобиологический принцип историзма»[7].

Для анализа деструктивности, необходимо рассмотреть взгляды Фромма относительно агрессии. На основе критики инстинктивизма и бихевиоризма Фромм выделяет доброкачественную и злокачественную форму агрессии.

Доброкачественная форма является оборонительнойи связана с реакциями человека на угрозу его витальным интересам. Особенность человека, в том, что его доброкачественная агрессия может возникать даже на возможную угрозу, потому что человеком можно манипулировать, убеждать. Поэтому, считает Фромм, основой минимизации доброкачественной агрессии может стать устранение из социальной жизни взаимных угроз. Это возможно только при организации такой системы производства и распределения, которая обеспечивает людям достойные условия бытия и делает стремление к господству одной группы над другими неэффективным и невыгодным.

Фромм выделяет промежуточную форму агрессии, называя ее псевдоагрессией. Под псевдоагрессией (или непреднамеренной агрессией) он понимает «действия, в результате которых может быть нанесен ущерб, но которым не предшествовали злые намерения»[8]. Фромм выделяет следующие формы:

- агрессия как самоутверждение или решительность - изначальный смысл слова «двигаться в направлении цели без промедления, без страха и сомнения»[9];

-  инструментальная агрессия - «разрушение само по себе не является целью, оно лишь вспомогательное средство для достижения подлинной цели»[10].

 Все эти формы агрессии, по мнению Фромма, не являются деструктивными по своей природе.

Злокачественная форма агрессии, в отличие от оборонительной, как доказывает Фромм, не порождается инстинктами и присуща только человеку. Обе формы имеют разную природу, хотя внешние проявления могут быть схожими. На наш взгляд, такое разделение дает методологическое преимущество в исследовании феномена агрессивности, поскольку позволяет изучать последний, как общее явление, объединяющее различные описания и частные его проявления.

Злокачественная форма опирается на человеческие страсти, за которыми стоят экзистенциальные побуждения (любовь, ненависть, страх, вера, корысть, властолюбие, зависть и т.д.). Философ утверждает, что она не нужна для физиологического выживания, но в то же время представляет собой важную составную часть человеческой психики и является одной из родовых черт человека. В духе “Диалектики Просвещения” Фромм дает следующее определение: «Специфически человеческую страсть к абсолютному господству над другим живым существом и желание разрушать (злокачественная агрессия) я выделяю в особую группу и называю словами “деструктивность” и “жестокость”»[11]. Фромм вслед за Фрейдом отмечает фундаментальное значение деструктивности в характеристике человеческого рода. Однако для Фромма равенство инстинкта жизни и смерти принципиально не приемлемо. Он убежден, что инстинкт жизни первичен и заложен в природе человека.

Деструктивность в концепции Фромма предстает как отличительная родовая черта человека, являющаяся следствием существования человека в мире. Значительное ослабление инстинктивного начала и доминирование разума явились основополагающими причинами дисгармоничности существования человека. С одной стороны, человек, утратив в процессе эволюции инстинктивные механизмы (физическую выносливость, когти, клыки ит.д.), оказался менее приспособленным биологически к жизни в природе, а, с другой стороны, благодаря разуму, человек оказался способным создать для себя лучшие условия выживания и существования, что в ходе истории привело его столкновению со множеством проблем.

В «Анатомии человеческой деструктивности», также как и в «Диалектике Просвещения», деструктивная роль отводится разуму. Однако Хоркхаймер и Адорно основной упор делают на то, что цивилизация повернула на деструктивный путь развития с момента осознания разума как высшей ценности и поклонения ему. Фромм же повторяет их идею о том, что появление деструкции происходит с моментом выделения человека из природы, но продолжает эту мысль иначе: это противопоставление человека и природы становится возможным именно благодаря разуму. Таким образом, еще до того как разум стал высшей ценностью, человек, обладая самосознанием и разумом, уже создает условия для потенциального укоренения новой родовой черты – деструктивности.

В представленной интерпретации социальной деструкции можно выделить, на наш взгляд, следующие основные функции этого феномена.

Главная функция – это функция самоопределения. Для человека есть два полюса становления: путь творчества и путь деструкции. Если человек не реализовывается как творец, производитель, то он может найти себя в разрушении: «разруши­тельные для жизни страсти – это тоже своеобразный ответ на экзистенциальные потребности человека (как и другие страсти, способствующие жизни, созидательные). И те и другие нераз­рывно связаны с человеком. И первые страсти развиваются неизбежно, если отсутствуют ре­альные предпосылки для реализа­ции вторых»[12]. Фромм говорит о некой исторической и социальной целесообразности деструкции. В ситуации ущербного существования наличие деструктивных элементов может способствовать ощущению полноты и целостности человеческой жизни. Е.В. Сатыбалова подчеркивает: «Человеческая деструктивность есть источник и механизм формирования человеческого, благодаря которому человеческая природа из несовершенной, необеспеченной, недостаточной превращается в избыточную, могущественную силу, способную выходить за собственные пределы и утверждать себя»[13]. В этом случае имеет смысл говорить об аксиологической грани деструкции как ценностной ориентации, формирующейся у индивидов в результате фрустрации в социуме, в котором личность не является ценностью[14].

Следующая функция деструкции – гедонистическая. Это “желание мучить без всякой на то “причины” не ради сохранения своей жизни, а ради доставления себе удовольствия”[15]. Данная функция тесно связаны с феноменом овеществления. Деструктивность способствует трансформации человека в вещь. Поскольку вещи господствуют над человеком, его идентификация происходит за счет вещных отношений. Прежде всего, это происходит через втягивание индивида в потребительский гедонизм. Так вещи становятся важнее человека, стремящегося к бесконечному потреблению, к достраиванию себя за счет вещей.

Взаимодействия людей на основе вещей, обмена вещной энергии, говорит Фромм, приводит к исчезновению собственно общения. Поэтому индивид обречен на изолированность и одиночество. Отсутствие или деформация отношений проявляются в чувстве внутренней пустоты, бессмысленности действий, а, в конечном итоге, в деструкции личности или группы. Такое нарушение социальных связей провоцирует деструкцию: «Каждый раз, когда другое человеческое существо перестает восприниматься как человек, может иметь место акт жестокости или деструктивности в любой форме»[16]. В ходе углубления эта тенденция, по убеждению Фромма, приводит к поклонению деструктивности, садизму и некрофилии.

Фромм дальше развивает мысль о взаимозависимости деструкции и рациональности. С позиции идеальной рациональности Фромм считает деструкцию иррациональной: «Я предлагаю, называть рациональным любые мысли, чувства или действия, которые способствуют адекватному функционированию и росту целостной системы (частью которой они являются), а все что имеет тенденцию к ослаблению или разрушению целого, считать иррациональным»[17].

Однако, в контексте идей Хоркхаймера и Адорно о том, что развитие цивилизации, прогресс, казавшиеся «адекватными функционированию и росту целостной системы», оборачиваются социальной деструкцией, Фромм выявляет парадокс: общество становится деструктивным именно потому, что руководствуется системными интересами, игнорируя индивидуальные интересы. Получается, что продуктивное для целого (общества) оборачивается деструктивным для составляющих (индивидов)[18].

Однако Фромм делает попытку избежать упрощения в толковании рациональности и уточняет, что страсти деструктивного человека, появившиеся в результате неблагоприятных условий для жизни, «иррациональны в сравнении с нормальными возможностями человека, и в то же время с точки зрения особых обстоятельств жизни данного конкретного индивида в них есть какая-то своя рациональность»[19]. То же самое Фромм говорит и в отношении групп, народов, исторических сообществ и эпох. Фашизм и сталинизм Фромм называет рациональными только с точки зрения единственно возможного пути развития в конкретных исторических условиях. Упомянутые режимы выглядят предельно рационально, только если допустить что у общества может быть одна общая для всех цель и что общество согласно любыми путями ее добиваться. Однако даже без этой оговорки эти режимы пресыщены рационализмом, которым зачастую маскируют свою деструктивную природу. Несмотря на то, что упрощенное определение рациональности Фромма не универсально и во многих ситуациях не работает, он вплотную подошел к проблеме релятивистского определения рациональности. Тем самым, он продолжил линию М.Вебера в трактовке рациональности[20]. С одной стороны, Фромм убежден в существовании некой высшей рациональности для всего человечества, с позиции которой и возможно благосостояние общества, когда «и чувства, и мышление объединены и работают разумно (рационально) и синхронно»[21]. Но с другой стороны, он допускает наличие разных рациональностей у индивидов, социальных групп[22].

Рациональна или иррациональна деструкция можно определить только с точки зрения какой-либо группы или индивида. Для одной группы она может оказаться рациональной и даже вовсе не деструкцией, а проявлением творческого духа, а для другой – деструктивной иррациональностью.  Вследствие этого, получается, что деструкция обладает амбивалентной природой.

Таким образом, выделение Фроммом злокачественной формы агрессии как основы деструктивности позволяет ему, развивая идеи «Диалектики Просвещения», трактовать деструктивность с социально-исторической позиции как родовую черту человека, акцентируя при этом, что он не является по своей природе разрушителем, а стал жертвой собственной истории.