На главную Карта сайта Написать

4.2.1. Динамическая терминология

 Если основная идея философии Блоха заключается в непрерывности и устремленности к возможной Родине процессуального изменения мира, то ей соответствуют и применяемые языковые выражения. И если стиль Блоха понимать как отклонение от общепринятой языковой нормы, то использование таких выражений и частей речи позволяет лучше понять оригинальность его стиля, этого «тонко структурированного диалектического маньеризма» (М. Бензе).

Глаголы. Глаголы позволяют подчеркнуть динамику перехода из одного состояния в другое. При этом Блох активно использует различные глагольные приставки[i], создает новые глаголы, чтобы усилить динамизм высказывания. Таковы, например, глаголы «herausprozessieren» («проявление, обнаружение некоего процесса вовне»), «heraufkommen» («подниматься наверх»), «fortbilden» («порождать что-либо новое»). От традиционного термина «das Einfuehlen» («вчувствование») Блох образует новый термин,   противоположный по значению — «das Herausfuehlen», который в данном контексте можно перевести как «вовне-чувствование», и, наконец, «das Empfuehlen»: к основе «fuehlen» — «чувствовать» прибавляется префикс "emp-". Это новообразование мы предпочитаем перевести как «восчувствование». И таких примеров множество.

   Благодаря своей продуктивности и многозначности приставки “auf-”, “aus-”, “er-”, “ent-” и др. играют важную роль в процессе словообразования в языке Блоха, а суффиксы и окончания оттесняются на задний план. В данном аспекте текст Блоха — это апофеоз и триумф глагольных приставок и попытка философствования прежде всего с их помощью.

    Существительные и прилагательные. Существительные, обозначающие явления, процессы и события, часто выглядят статичными, тяжеловесными (например, System, Substanz, Subjekt, Wahrheit («истина») и совсем тяжелые Entfremdung («отчуждение»), Weltanschauung («мировоззрение») и т.д.). Они более самостоятельны и самодостаточны по сравнению с прилагательными. Однако у прилагательных есть гибкость и пластичность.

    Блох соединяет волю, статус и статику существительных с пластичностью прилагательных путем субстантивации прилагательных и деепричастий. В результате слова теряют свои жесткие окончания, сковывающие внутреннюю сущность схватываемого явления и становятся за счет гласных в конце более открытыми. Субстантивированные прилагательные и причастия выглядят и звучат совсем иначе, чем существительные: Seiende (Сущее), Erscheinende (Являющееся), Unabgegoltene (Незавершенное).

   Блох очень часто использует деепричастия, которые, как известно, занимают некое промежуточное положение между глаголом и прилагательным. Тексты Блоха заполнены множеством самых разнообразных причастий. Если рассматривать это обстоятельство с философской, а не с литературоведческой точки зрения, то следует отметить их особое значение: ведь для Блоха проблема состоит в том, как реально осуществить призыв: «Остановись, мгновенье!». Если использовать известные философские понятия, то они будут выполнять свою традиционную роль - «схватывать» действительность. В немецком языке это выражено более наглядно, чем в русском: понятие “der Begriff” имеет в качестве основы глагол “greifen“- “брать, хватать», в смысле удерживать, останавливать ее. Но как сделать, чтобы, выражая действительность, эти понятия сами были бы подвижными? Вот здесь и появляются деепричастия. Они выполняют в философской картине мира и общества Блоха двоякую роль. Являясь буквальным воплощением диалектического разума, с одной стороны, деепричастия фиксируют некое явление, как бы схватывая и останавливая его. С другой стороны, деепричастие с помощью двух или трех гласных своего окончания создает впечатление незаконченности, некоего беспокойства или движения. Более того, создается впечатление, что именно причастия только и могут быть основой и формой выражения такой процессуальной философии и лишь затем уже уместно употребление прилагательных и существительных. Во всяком случае, Блох открываетя широкое поле деятельности для экспериментов с философским и социологическим языком. И становится ясно, что различные философско-социологические системы требуют преимущественного использование тех или иных частей речи.

    Возвращаясь к причастиям, отметим, что у Блоха часто употребляются, например, всевозможные причастия I, которые я счел возможным переводить буквально: например, вопрошающее удивление, пронзающее размышление, предвосхищающее Умножающее и т.д. Шипящие согласные не должны препятствовать восприятию, напротив, следует рассматривать их как признаки трения, возникающего при движении этих понятий, преодоления ими различных видов сопротивления.   

      Наречия и другие части речи. Блох активно субстантивирует весь язык. Его основными понятиями при обозначении процесса движения становятся Чтобы (Dass), Что (Was), Кто (Wer), Не (Nicht), Все (Alles), Вовне (Draussen) и т.д. Подобная тотальная субстантивация – превращение разных частей речи в существительные приводит и к изменению самого ландшафта текста.

    Традиционно в немецком языке существительные пишутся с заглавной буквы[ii]. Это создает определенный рисунок, определенную архитектуру текста и позволяет расставлять смысловые акценты. Блох, воплощая свой авторский замысел, по существу, применил прием архаизации, — ибо современные авторы стремятся писать все слова со строчной буквы. Он модифицировал рисунок текста и вместо традиционной готической упорядоченности, вместо ленты средневековой городской стены-текста с башнями-существительными представил панораму современного города (культуры) с его небоскребами, каждый из которых может быть смысловым центром. "Точечная" парадигма анализа и изложения позволяет Блоху свободно перемещаться как по различным историческим, социальным, культурным, идеологическим пространствам, так и по временным эпохам, соединяя далеко отстоящие события, разводя соседствующие. Слово становится в таком контексте мчащимся экспрессом или плывущим облаком, ввинчивающимся буром или уютным домом. В таких условиях целесообразно сохранить графический рисунок текста, его архитектуру и потому я отошел от общепринятых норм при переводе работы Э. Блоха «Тюбингенское введение в философию» (Екатеринбург, 1997),   сохранив написание с прописной буквы всех важнейших существительных и других субстантивированных частей речи. При этом есть надежда, что момент отчуждения и непривычности, возникающий при первой встрече читателя с текстом, будет перекрыт пониманием его скрытой поэтичности и теплоты.

    Динамика и напряженность движения в текстах Блоха заключены во внутреннем пространстве терминов и выражений — им присущи объемность и открытость. Внешне же выражения очень скромны: Блох почти не использует восклицательных знаков, редко выделяет абзацы. Единственное, что активно использует Блох — точка с запятой, видимо, в силу промежуточной природы этого знака препинания. 

      При характеристике своеобразия стиля философствования Блоха следовало бы подчеркнуть еще одно историческое обстоятельство — борьбу за немецкий язык против нацистской его идеологизации. Если, например, Виктор Клемперер в своем знаменитом "LTI" фиксировал и анализировал те языковые нормы, которые внедрялись нацистами[iii], то Блох противостоял им своим творчеством, своим языком. Если "немецкий язык стал языком дьявола", стал "наркозом", если в нем утверждалась "слоновья походка суперлатива"[iv], то тексты Блоха — это язык высоких эмоций и глубоких размышлений, язык побуждения к мысли, язык рассвета, а не заката. Наконец, такой "художественный язык диалектики" (М. Бензе) побуждал к размышлению и шокировал многих — не эрудицией, изысканностью оборотов, давно ушедших в прошлое, а вольностью обращения со словами, сменой статуса частей речи. Однако если вспомнить, что язык Гегеля тоже шокировал Гете и Шиллера, факт неприятия текстов Блоха любителями легких философско-литературных прогулок говорит лишь о самобытности и новаторском характере этих текстов.



[i] См. о приставках и их роли: Словарь словообразовательных элементов немецкого языка. М.,1979. С. 527.

[ii] Здесь следует напомнить некоторые факты из истории так называемого "Grossschreibung" (написания с заглавной буквы): если задолго до изобретения книгопечатания отрывки в рукописях начинались с заглавной буквы, то с XVI в. и развития книгопечатания, когда точка стала обозначать конец предложения, большая буква стала употребляться в начале предложения. Заглавная буква употреблялась также для выделения определенных слов, прежде всего имен, затем перешло на титулы (Кайзер, Король, Папа), понятия христианского вероучения (Христос, Евангелие, Апостол), некоторыe коллективныe понятия (Мир, Человек). После появления перевода Нового Завета М.Лютером появился ряд книг, в которых "гросшрайбунг" трактовалось по-разному. Среди первых авторов был Johannes Becherer (Мюльхаузен, Тюрингия), который в 1596 г. потребовал писать с заглавной буквы большинство существительных и прилагательных, вытекающих из имен собственных (Бог–Богово, Рим–Римское), что вызвало широкую дискуссию, которая с тех пор то затихает, то снова разгорается. Некоторое затишье наступило в XVIII в., когда в "Deutsche Sprachkurs" (1748) Готшед предложил писать с заглавной буквы все слова, перед которыми может быть поставлен артикль, поскольку они "как главные слова" имеют особый вес. В XIX в. шла активная борьба против написания существительных с заглавной буквы, и в числе противников этой традиции был один из братьев Гримм – Якоб (см. об этом: Wahrig G. Deutsches Woerterbuch // Bertelsmann Lexikon. Muenchen,1986,1991. S.54). Блох, таким образом, активно использует старую традицию, достигая в погружении в языковую архаику новых результатов. 

[iii] Klemperer V. LTI. Notizbuch eines Philologen. Leipzig.,1995.

[iv] Zudeick P. Op.cit. S.166.